Нарративная терапия другие школы психотерапии. Нарративная психология История особенности и определение нарратива в психологии

Год издания и номер журнала:

We live with each other in a world of conversational narrative, and we understand ourselves and each other through changing stories and self descriptions.
Anderson, H. and Goolishan, H.A.

Из того, что мне - или всем - кажется, что это так, не следует, что это так и есть.
Л. Витгенштейн

Действительность второго порядка, являющаяся не чем иным, как нашим мировоззрением, мыслями, чувствами, решениями и поступками, порождается в результате, так сказать, наложения нами некоторого определенного порядка на калейдоскоп и фантасмагорическое многообразие мироздания; таким образом, она не является результатом постижения какого-то "действительного" мира, а сама конструирует совершенно определенный мир (один из миров). Конструирование осуществляется бессознательно, мы же наивно полагаем, что его продукт существует независимо от нас.
П. Вацлавик

Нарративная терапия: интерпретация авторов

В Далвич-центре (the Dulwich Center), директорами которого являются основатели нарративной терапии , было сформулировано следующие описание этого подхода.

Основная предпосылка нарративной терапии - это идея о том, что жизни и отношения людей формируются:

• знаниями и историями, которые были созданы сообществами людей, и привлекаются этими людьми для осмысления и описания их опыта

• определенными практиками "Я" и отношений, в которых способы жизни связываются с этими знаниями и историями.

Нарративная терапия помогает людям разрешить их проблемы:

• позволяя им отделить их жизнь и отношения от тех знаний и историй, которые, по их мнению, уже себя исчерпали;
• помогая им бросить вызов тем способам жизни, которые они воспринимают как доминирующие, подчиняющие
• и поощряя людей переписать их истории жизни в соответствии с альтернативными, предпочитаемыми (самими людьми) историями их идентичности и в соответствии с предпочтительными (для самих людей) способами жизни .

Краткое описание подхода

В самом широком смысле нарративная терапия является беседой, в процессе которой люди перерассказывают, то есть рассказывают по-иному истории свой жизни. Для нарративных терапевтов "история" - это некие события, увязанные в определенные последовательности на некотором временном промежутке и приведенные таким образом в состояние наделенного смыслом сюжета.

Люди - существа интерпретирующие . Постоянно переживая нескончаемую вереницу событий, они стремятся увидеть их взаимосвязанными и объяснимыми, то есть осмысленными. Нарратив подобен нити, сплетающей разнообразные, разбросанные во времени и пространстве события в историю.

Все мы состоим из множества историй: о том, кем мы являемся и кем не являемся, то есть о наших "Я", о наших способностях и достижениях, о неудачах и поражениях, об интересах и намерениях, о работе и карьере, об отношениях и связях, о поступках, желаниях, планах и т.д. Какими именно будут эти истории, зависит от того, на какие события мы обратили внимание, как связали их между собой и какой смысл им придали.

Жизнь любого человека состоит из значительно большего количества событий, чем те которые он отбирает для своих историй . То, какие из вновь поступающих событий будут включаться в истории, определяется уже сконструированными доминирующими историями данного человека.

Например, кто-то может иметь доминирующую историю о том, что он альтруист . Эта история сложилась из множества эпизодов его прошлого, где он вел себя, чувствовал и думал в соответствии с принятым в его обществе и разделяемым им описанием альтруистического поведения и установки. Он мог перевести старушку через дорогу, помочь отстающему ученику в классе, испытывать сострадание к убитому таракану, присоединиться к движению в защиту редких видов животных и пр.

Каждый такой поступок или событие делало его историю о том, что он альтруист, более насыщенной и плотной. По мере уплотнения истории не совпадающие с ней или противоречащие события - например, человек сам убил этого таракана или оставил явно недееспособную старушку на другой стороне улицы, потому что вести ее домой было уже слишком сложно, - начинают рассматриваться как несущественные, случайные или вовсе игнорироваться.

Истории никогда не создаются вне множественных контекстов окружающего мира . Из этих контекстов - семьи, друзей, коллег, транслирующих культуру средств массовой информации и текстов - человек узнает, какой смысл следует приписать тому или иному событию, а также насколько это событие и этот смысл одобряемы и рекомендуемы. То есть доминирующие нарративы нашей жизни, доминирующие нарративы всех сообществ, в которые мы включены, и доминирующие нарративы нашей культуры - все находятся в тесной взаимосвязи.

Личная история "Я - альтруист" связана, например, с существующей в культуре историей "Альтруизм лучше, чем эгоизм", с семейной историей "Васенька-то какой заботливый - весь в деда, слава Богу", с профессиональной историей "В нашем деле все только на энтузиастах-альтруистах и держится" и т.п.

Истории прошлого и настоящего формируют истории будущего: увидев тонущего человека, человек знающий, что он альтруист, пойдет его спасать и спокойно впишет этот эпизод в свою доминирующую историю. Более того, такой человек даже будет искать ситуаций, в которых сможет проявить себя как альтруист. Так же, как человек, в чьей истории говорится, что он склонен к семейной жизни, будет искать ситуаций, которые постепенно приведут его к созданию семьи.

В действительности наши жизни мультиисторичны. Каждый момент содержит пространство для существования многих историй, и одни и те же события в зависимости от приписываемых им смыслов и характеров связей могут сложиться в разные нарративы. Любая история не лишена некоторой степени неопределенности и противоречивости. И ни одна история не может вместить все жизненные обстоятельства.

Если бы маленькая разбойница из "Снежной королевы" обнаружила себя переводящей старушку через дорогу или герой-мафиози из фильма "Анализируй это" - плачущим над мертвым тараканом, они бы постарались приписать этому событию статус случайности. А если бы такие эпизоды участились до такой степени или приобрели бы такую выразительность, что их стало бы сложно игнорировать, то это, возможно, дало бы начало развитию альтернативных историй .

Не вписывающиеся в наши доминирующие истории события, интерпретации других людей или наши собственные интерпретации - все это может послужить толчком к рождению нового нарратива. Пережив нашествие насекомых на свою квартиру и планомерно уничтожив их всех, "альтруист", может решить, что он "эгоист, бесчувственный человек и вообще убийца по природе". А расстроившийся из-за таракана мафиози - начать описывать себя как "конченного слабака без будущего и надежды".

На какое-то время в зависимости от многих факторов, условий и окружения эти альтернативные истории могут обрести силу, стать доминирующими, и люди будут проживать их. При этом ни одна из историй (ни "Я - альтруист", ни "Я - эгоист") не будет свободна от противоречивости и заложенной в ней возможности множества интерпретаций.

К тому же любая "большая история" человека, то есть история его жизни или просто его жизнь, всегда состоит из множества более мелких существующих одновременно и взаимосвязанных историй - о его прошлом, настоящем и будущем, о нем как члене различных сообществ, о его семье, его культуре и обществе. И каждое новое событие будет проинтерпретировано в соответствии с тем смыслом, который во всем этом многообразии историй доминирует в данный момент.

С этой точки зрения в каждый момент нашей жизни, каждым своим жизненным актом мы осуществляем взаимодействие между нашими доминирующими и альтернативными историями, вновь и вновь придавая смысл нашему опыту.

Итак, нарративные терапевты думают в терминах историй и сюжетов - доминирующих и альтернативных. Рассуждая в рамках нарративной метафоры, можно сказать, что люди приходят в терапию, когда доминирующие истории (личные и/или культурные) не позволяют им прожить свои собственные предпочтительные нарративы. Или когда человек активно участвует в воплощении историй, которые он находит бесполезными. Или когда, как в случае с мафиози, человек больше не может найти ресурсов для поддержания выбранной им истории, новые события интерпретируются им таким образом, что это угрожает старому предпочитаемому нарративу, а зарождающийся новый ему совсем не по душе.

В любом случае, работая в рамках нарративного подхода, терапевт встречается с обратившимися за его услугами людьми, для того чтобы объединить с ними усилия по исследованию историй их жизней и отношений, смыслов и влияний этих историй, а также контекстов, в которых они были "написаны" и приняты как свои.

Некоторые самые общие характеристики нарративной терапии:

• Нарртивная терапия - это подход к консультированию и социальной работе, в котором люди рассматриваются как эксперты в собственных жизнях, а профессиональная позиция предполагает уважительное, необвиняющее и заинтересованное отношение к любым человеческим историям.
• Этот подход предполагает, что проблемы отделены от людей, а сами люди достаточно компетентны, дееспособны и обладают большим количеством способностей и умений, которые могут помочь им изменить неудовлетворительные отношения с проблемой.
• Важными принципами работы в этом подходе являются неподдельное любопытство со стороны терапевта и его искреннее желание задавать вопросы, на которые он действительно не знает ответа, а, следовательно, готов услышать и принять любой.
• Терапевтическая беседа может принять любое направление, всегда существует множество возможных путей (нет какого-то одного "правильного" хода беседы, известного терапевту как эксперту).
• Человек, консультирующийся у терапевта, играет существенную роль в определении хода терапевтического процесса.

Теоретические контексты нарративной терапии и нарративные практики

Нарративная терапия возникла и существует в определенных контекстах - постмодернизме, конструктивизме, постструктурализме, социальном конструктивизме.

Реализуемая прямо в данный момент в этом тексте, идея неотделимости любого феномена от контекстов, в которых он пребывает или видится, - постструктуралистская.

В постсруктурализме (изначально - методе анализа текстов, пришедшем на смену структурализму) есть несколько взаимосвязанных идей, используемых нарративными терапевтами.

Идея интертекстуальности - то есть существования текста в пространстве других текстов. Текст может отсылать к тем текстам, о которых в нем даже формально не упоминается. Все, что автор прочитал до написания своего текста, прорывается в его собственном произведении даже помимо его воли и сознания.

Идея о бесконечной интерпретации текста - сколько читателей, столько интерпретаций (отсюда следует невозможность наличия эксперта, критика, конечного интерпретатора).

И, наконец, обобщающая эти две идеи концепция неотделимости текста от контекста , где контекст понимается как точка отсчета, относительно которой совершается интерпретация событий, действий и т.д. В зависимости от контекста один и тот же текст (поведение, действие, мысли, слово, теория) может оцениваться по-разному.

Таким образом, и нарративную терапию, разделяющую эти идеи, мы будем рассматривать в единстве с контекстами ее существования.

Нарративные терапевты в большинстве своем соглашаются, что их подход постмодернистский и отсылает к множеству теорий и историй, определяющих себя как постмодернистские. Поэтому, говоря о том или ином аспекте нарративной терапии, мы будем прежде всего указывать на ссылки и границы, делающие этот подход не модернистским, или постмодернистским.

О конструктивизме, радикальном и социальном, подробно будет сказано ниже. В самом общем виде в обоих случаях это междисциплинарный дискурс, основное положение которого сводится к тому, что так называемая объективная реальность является продуктом человеческого общения и что знание не обретается пассивным образом, а активно конструируется познающим субъектом.

Теперь посмотрим на различные измерения контекстуального пространства, в котором существует нарративная терапия и, соответственно, на нее саму.

1. Время

Литература: Гипертекст. Картасар. Эко. Борхес "Сад расходящихся тропок".

Равноправное многообразие ходов в каждой точке истории. Сюжет не линейный, а развертывающийся, с бесконечной возможностью выбора. Это отменяет идею о конечной блистательной цели.

Время открывается шаг за шагом. Каждый, кто движется во времени, обживает его по-своему и метит на карте времени то, что важно для него.

Борхес . Внутренние диалоги.

"Иногда тропки этого лабиринта пересекаются: Вы, например, явились ко мне, но в каком-то из возможных вариантов прошлого вы - мой враг, а в ином - друг. [...]

В отличие от Ньютона и Шопенгауэра ваш предок не верил в единое, абсолютное время. Он верил в бесчисленность временных рядов, в растущую, головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времен. И эта канва времен, которые сближаются, ветвятся, перекрещиваются или век за веком так и не соприкасаются, заключает в себе все мыслимые возможности. В большинстве этих времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете вы, а я - нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы явились в мой дом; в другом - вы, проходя по саду, нашли меня мертвым; в третьем - я произношу эти же слова, но сам я - мираж, призрак. [...]

"Не в любом, - с улыбкой пробормотал он, - вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего. В одном из них я - ваш враг..." (Борхес. Сад расходящихся тропок).

"И все же, и все же... Отрицание временной последовательности, отрицание себя, отрицание астрономической Вселенной - все это акты отчаяния и тайного сожаления... Время - это субстанция, из которой я состою. Время - это река, уносящая меня, но я сам река; это тигр, пожирающий меня, но я сам тигр; это огонь, поглощающий меня, но я сам огонь. Мир, к сожалению реален; я, к сожалению, Борхес". (Борхес Х.Л. Новое опровержение времени; цит. по: Пригожин, 1994: с. 260)

Архитектура - это кров с украшением. Нет бессмысленных элементов архитектурного декора. Равноправие утилитарного и символического уровней.

Психотерапия. Время, необратимое время, с полным возможностей прошлым, настоящим и будущим, впервые появляется в конструктивистских подходах - в SFBT (solution focused brief therapy by Steve de Shazer) и нарративной терапии. В обеих школах терапевт с помощью вопросов, ориентированных на время, может предложить клиенту переместиться в будущее, поливариативное будущее, где клиент может выбрать для себя предпочтительный для него вариант/варианты, оттуда взглянуть на настоящее и/или прошлое и переописать их таким образом, чтобы они способствовали наступлению этого желательного будущего. Возможен обратный вариант, когда с помощью уникальных эпизодов терапевт помогает клиенту увидеть в его прошлом предпочтительный для этого клиента (семьи) опыт и распространить его на настоящее и будущее.

Идею уникального эпизода, некоего опыта (поведенческих актов, коммуникативных актов, переживаний, мыслей и пр.), несоответствующего, выбивающегося из логики и смыслов проблемно-насыщенных историй, рассказывая которые, люди описывают себя и свою жизнь, сформулировал Майкл Уайт.

Например, для супружеской пары, которая в качестве проблемы заявляет постоянные конфликты, уникальным эпизодом будет час, день, месяц, период/периоды их совместной жизни, когда конфликтов не было.

Узнав о существовании таких эпизодов, терапевт на следующем шаге выясняет, является ли этот уникальный эпизод предпочтительным опытом для этих клиентов. Затем спрашивает об аспектах прошлого, в которых есть что-то общее с уникальным эпизодом или смыслом уникального эпизода (Кто из вашего окружения мог предсказать, что в отпуске вы не будете ссориться? Случалось ли до отпуска, что вы вдруг замечали в себе эту терпимость (термин клиента)? ). Далее терапевт задает вопросы, связывающие прошлый опыт с настоящим (Когда вы думаете об этом отпуске или о ваших мирных отношениях до рождения сына, это что-нибудь меняет в том, как вы воспринимаете тот опыт, который пережили в этом месяце? ). И, наконец, терапевт задает вопросы, распространяющие историю на будущее (Учитывая ваши взгляды на события, которые мы сегодня обсуждали, как вы думаете, какой для вас будет следующая неделя (месяц, год)? Если Вы вновь начнете использовать ваши способности к терпимости, как вы это делали в отпуске, как вы думаете, на это может отреагировать ваша дочь? ).

Итак, именно уникальные эпизоды - основной ресурс, используемый нарративными терапевтами для создания необратимого времени, в котором прошлое, настоящее и будущее неоднозначно взаимосвязаны и полны возможностей.

Другой немаловажный ресурс, сделавший возможными эти путешествия во времени, Майкл Уайт позаимствовал у французского постструктуралиста Жака Деррида. Речь идет о деконструкции. По сути, выявление и распространение во времени уникальных эпизодов - это метод деконструкции жизненного нарратива.

У Ж. Деррида деконструкция - это стратегия по отношению к тексту, включающая одновременно и его деструктуризацию, и реконструкцию. При этом в тексте выделяются маргинальные, подавляемые мотивы, противонаправленные по отношению к "основному" направлению. Текст в таком случае оказывается не мирным гомогенным единством, а пространством репрессии. Цель деконструкции - активизировать внутритекстовые очаги сопротивления диктату некоего "главного смысла" (10).

Нарративные терапевты применяют деконструктивное выслушивание. В отличие от роджерианского терапевта, чье активное слушание направлено на то, чтобы отражать историю клиента, как зеркало, без искажения, нарративный терапевт ищет скрытые смыслы, пространства и разрывы, признаки конфликтующих историй.

Такая практика позволяет:

• открыть пространство для тех аспектов жизненных нарративов людей, которые находятся на периферии и еще не обрели свою историю, и ослабить хватку доминирующих, ограничивающих историй;
• помочь людям отнестись к своим жизненным нарративам не как к пассивно получаемым фактам, но как к активно конструируемым историям;
• поставить под сомнение "фактичность", непреложность жизненных нарративов людей;
• показать, что общепринятый или официально санкционированный смысл той или иной истории - это всего лишь одна из возможных интерпретаций;
• избежать придания характера экспертности возможным интерпретациям терапевта;
• создать новую историю, новый конструкт и развить его, если выяснится, что, по мнению данного человека, он для него более желателен.

Заметим, что, вопреки заявленной релятивистской позиции, некоторые установки относительно того, что для человека лучше, у нарративных терапевтов все-таки имеются. Это установка на позитивную историю и на активную позицию человека.

Первая исходит из сути терапевтического проекта в целом - психотерапия помогает людям улучшить их жизнь. Предполагается, что человек, которого все устраивает, не пойдет к психотерапевту. Человек же, пришедший к психотерапевту, расскажет, что его не устраивает. В терминах нарративной терапии, это и будет проблемно-насыщенная история . Позитивная же история - это история, в которой именно такой проблемы нет. Таким образом, что для него является или не является проблемой, человек все-таки решает сам, и термин "позитивная" здесь условен.

Вторая установка, по сути, означает, что нарративные терапевты "более внимательны к событиям, которые могут быть пересказаны как история "борьбы против несправедливости", нежели к тем, которые рассказываются как истории о "человеке как о жертве"" (Фридман, Комбс, 2001: с. 73). Данная установка обязана своим появлением знакомству Майкла Уайта с идеями Мишеля Фуко. Этот французский философ полагал, что базовые, "общепонятные" идеи, которые люди обычно принимают за "законы жизни", "порядки вещей" и "вечные истины" о том, что есть человек и общество, в действительности меняются по ходу истории. В каждом конкретном обществе, в каждый конкретный момент/период истории существуют дискурсы, определяющие, какое знание следует считать истинным - в том числе знание о том, что есть умственная патология, психическая норма и не норма, преступление, заболевание, сексуальность, и как на основе этой классификации человека идентифицировать, изолировать, наказать и ущемить. Те, кто контролируют дискурс, - контролируют знание, и в то же время доминирующее знание данной среды определяет, кто может занять в ней властные позиции.

Например, в обществе, где существует доминирующее знание (со статусом истины) о том, что психотерапией лучше всего заниматься женщинам до 25 лет; властью определять, что такое психотерапия и кто может ею заниматься, будут наделены женщины до 25 лет, а, скажем, мужчины после 45 лет окажутся лишенными голоса и власти в этой особой области дискурса.

Таким образом, для Фуко власть - это знание, а знание - это власть. Уайт вслед за Фуко полагает, что мы склонны интернализировать доминирующие нарративы нашей культуры, легко веря в то, что они содержат истину о нашей идентичности. Эти доминирующие нарративы скрывают от нас возможности, которые другие нарративы могли бы нам предложить.

"Люди приходят в терапию или когда доминирующие нарративы не позволяют им прожить свои собственные предпочтительные нарративы, или когда человек активно участвует в воплощении историй, которые он находит бесполезными" (Фридман, Комбс, 2001: с. 65).

Таким образом, подчиняясь власти этих доминирующих для нарративных терапевтов дискурсов Фуко и Уйта, эти терапевты и стремятся побудить человека занять активную позицию по отношению к бесполезным для него дискурсам и метанарративам, что позволит ему противостоять их власти и переписать свой локальный нарратив так, как ему удобно.

"…Все дискурсы (даже дискурс дискурса, ср. Фуко) потенциально способны эксплуатировать и контролировать, так как иерархия и оппозиция - имманентные характеристики мысли вообще".

Оставляют ли нарративные терапевты человеку право на выбор быть (описывать себя) жертвой? Что будет делать нарративный терапевт, если выяснит, что описание себя как жертвы является предпочтительным для данного человека?

Что будет с нарративным предприятием, если человек откажется выступать как автор своей истории?

Понятно, что, прими нарративные терапевты идею равноправия всех стилей жизни и способов конструирования реальности во всей ее парализующей полноте, любое психотерапевтическое предприятие превратилось бы в излишество или, в терминах деконструктивизма, маргинальный элемент на поле взаимодействия людей.

Что делать терапевту и клиенту в одной комнате, если, в конце концов, любая конструкция реальности так же хороша, как все остальные? Или все они одинаково ни хороши, ни плохи.

Еще до того как термин "постмодернизм" был популяризован, У. Перри заметил парализующий эффект релятивизма и предложил преодолевать его с помощью того, что он назвал обязательством и определил следующим образом:

Утверждение персональных ценностей или выборов в условиях релятивизма. Сознательный акт или осознание идентичности и ответственности. Процесс ориентации "Я" в относительном мире .

Л. Ботелла (Botella, L., 1997) полагает, что обязательство У. Перри является существенным элементом конструктивизма. Такого же мнения придерживаются и Дж. Эфран и Л. Кларфилд , заявляя:

"В нашей интерпретации конструктивистская рамка утверждает, что (1) каждый имеет личные предпочтения, (2) люди имеют право выражать эти личные предпочтения и (3) эти выборы не следует путать с объективными истинами. Для нас "истина" - это набор широко разделяемых мнений" (цит. по: Ботелла, 1997).

Таким образом, практикуя вид терапии, сформировавшийся в процессе включения психотерапии в конструктивистский контекст, нарративный терапевт выступает для клиента как некий временный профессиональный сопровождающий в процессе выборов, совершаемых клиентом на основе его личных предпочтений, принятия им ответственности за эти выборы, описания им своей, устраивающей его идентичности и ориентации клиента в мире с доминирующим дискурсом релятивизма.

Говоря о времени в нарративной терапии, упомянем еще один момент. Каждая сессия здесь также конструируется как отдельный эпизод. Следуя идее гипертекста и позиции не-знания , о которой будет сказано позже, нарративный терапевт не планирует свою работу на две или десять сессий вперед, он не ведет семью/клиента к какой-то понятной ему цели, моменту, когда семья станет функциональной или клиент превратится в актуализирующуюся личность. Путей может быть много, в каждый момент есть варианты и весь путь непредсказуем. Критерий прекращения терапии - мнение клиента/семьи о том, что он решил задачи, которые перед собой ставил.

Практическая часть

Уникальный эпизод

Итак, уникальными эпизодами является все то, что не вписывается в проблемно насыщенную историю и не поддерживает проблему. К уникальным эпизодам могут относиться намерения, планы, действия, заявления/высказывания, убеждения, качества, желания, мечты, мысли, взгляды, способности, решения и пр. Уникальные эпизоды могут находиться в прошлом, настоящем и будущем. Спрашивая об уникальных эпизодах, терапевту следует начинать с тех, которые еще очень свежи в памяти клиента. На такие вопросы проще отвечать, и они с наибольшей вероятностью приведут к созданию богатого описания.

Таблица 1. Примеры уникальных эпизодов

Намерение	Марина собиралась пойти в кафейню, выпить чашечку кофе, в то время как Анорексия пыталась убедить ее, что ей не стоит этого делать, потому что она определенно потолстеет (прошлое).
Поступок/действие	Миша позвонил другу, несмотря на то, что голос депрессии пытался изолировать его от друзей (прошлое).
Чувство	Ира чувствует, что довольна и рада результатам экзаменов, хотя ее Перфекционизм пытается ей сказать, что она могла бы и лучше (настоящее).
Высказывание	Василий высказал свое мнение на заседании, в то время как Неуверенность в себе пыталась сделать его молчаливым (прошлое).
Качество	Валентина продолжает заботиться о других даже в своей рабочей среде, где распространены практики оскорбительного и негуманного обращения друг с другом (настоящее).
Желание/мечта	Игорь надеется провести отпуск с семьей, когда его жизнь станет свободной от алкоголя и наркотиков (будущее).
Мысль	Елена подумала: "В этом я не виновата", - когда голос материнской вины пытался навязать ей чувство ответственности за то, что ее дочь подверглась насилию (настоящее и прошлое).
Убеждение/установка	Максим говорит: "Я полагаю, мне станет лучше", - в то время как Депрессия пытается его убедить, что это невозможно (настоящее).
Способность	Петя и Маша смеются вместе над какой-то фразой, сказанной их дочерью. В то время как "Ожидания" порождали напряжение между ними и мешали им переживать радость и получать удовольствие от родительства (настоящее).
Решение	Дима и Настя приняли решение практиковать ненасильственные формы родительства - вопреки тому, что в своем собственном детском опыте имели абъюзы (прошлое и настоящее).

Уникальные эпизоды - это двери, ведущие к новым историям.

Вместе с клиентом терапевт старается проследить историю уникальных эпизодов, оживить их, сделать более наглядными и заметными, вплести в новую нарождающуюся историю. По мере того, как все больше уникальных эпизодов найдено, связано и наделено смыслами, проявляется новый сюжет, и альтернативная история становится все более насыщенной и полно описанной.

Привлекая с помощью вопросов внимание к уникальным эпизодам, терапевт помогает клиентам переместить эти события с периферии истории к центру, сделать их осознанными и видимыми. Когда эти события наделены смыслом и связаны во времени, новая история начинает жить.

Эта история обычно "антипроблемна", и в центре или на переднем плане в ней говорится о решениях, приятых людьми, их способностях, компетенциях и умениях - обо всем том, что раньше было сложно заметить в тени проблемно-насыщенной истории.

Вынесение этих ресурсов на передний план помогает людям восстановить связь с их истинными предпочтениями, надеждами, мечтами и идеями, что, в свою очередь, должно оказать эффект на их поведение в будущем. В ходе этого процесса терапевт постоянно консультируется с клиентами по поводу того, насколько возникающая история соответствует их жизненным предпочтениям.

Исследование и проявление деталей уникальных эпизодов

Обнаружив какое-то событие, мысль, чувство, выбивающиеся из проблемно-насыщенной истории, терапевт пытается узнать о них как можно больше. Его вопросы часто начинаются с "Кто", "Что", "Когда", "Где", и уникальный эпизод, таким образом, насыщается деталями. Терапевт пытается выявить и понять все мельчайшие подробности, касающиеся уникального эпизода. Такого рода вопросы исследуют так называемый ландшафт действия (этот термин был впервые предложен Джеромом Брюнером и введен в терапию Майклом Уайтом).

"Ландшафт действия состоит из событий, связанных во времени в соответствии с определенным сюжетом. Он дает нам элементарную структуру историй. Если мы выбросим одно из измерений - будь то опыт событий, их связи или последовательности, время или сюжет, - не будет истории. Все вместе события образуют ландшафт действия" (White, 1995).

Вопросы, направленные на исследование ландшафта действия

• Где вы были, когда это случилось?
• Вы были один или с кем-то еще?
• Когда это случилось?
• Как долго это длилось?
• Что происходило непосредственно до события и сразу после него?
• Вы как-то готовились к этому?
• Что сказал ваш друг, когда вы ему это рассказали?
• Вы приняли это решение самостоятельно или тут есть еще чей-то вклад?
• Вы когда-нибудь поступали так прежде или сделали это впервые?
• Какие шаги или что именно привело к этому поступку?

Таким образом, вопросы ландшафта действия направлены на выявление не только деталей самого уникального эпизода, но и на его связи с другими событиями и их детали.

Вопросы могут касаться любых событий, которые привели к уникальному эпизоду, последовали за ним, или произошли в отдаленном прошлом, но могут быть с ним связаны.

Исследование смыслов уникального эпизода

Далее терапевт предлагает клиентам исследовать или приписать смыслы описанным уникальным эпизодам. В таком исследовании выявляется, что уникальные эпизоды значат в терминах человеческих желаний, намерений, убеждений, надежд, ценностей, качеств, планов, решений, способностей, целей и пр. Задаваемые при этом вопросы называются вопросами ландшафта идентичности (он же ландшафт смыслов, или ландшафт сознания).

"Когда люди говорят об определенных событиях, они также сообщают о своих соображениях по поводу того, как эти события отражают характеры, мотивы желания и пр. различных людей, принадлежащих к их "социальной сети". Они также размышляют о том, что эти события говорят о тех или иных отношениях, об их качествах. Таким образом, ландшафт идентичности, или смыслов, содержит интерпретации, возникающие в результате рефлексии по поводу событий, разворачивающихся на ландшафте действия" (White, 1995).

Вопросы, направленные на исследование ландшафта идентичности:

Желания и предпочтения:

• Тот факт, что вы согласились пойти вместе с друзьями поужинать, что-нибудь говорит о ваших жизненных предпочтениях? О том, что вы хотите от жизни?
• То, что вам удавалось поддерживать общение с преподавателем этого курса, что-то говорит о ваших ценностях? О том, что вы считаете важным в жизни?
• То, что вы рассказали, что-то говорит о том, на какие отношения с дочерью вы на самом деле надеетесь?

Индивидуальные ценности:

• Как вы думаете, на каких ваших личных ценностях основывался такой план действий?
• Когда после ссоры вы все-таки позвонили своей бабушке, что это показало? Что именно вы цените в ваших отношениях и в человеческих отношениях вообще, если решили поступить именно так?

Характеристики отношений:

• На момент, когда это произошло, как бы вы описали ваши взаимоотношения с Васей?

Способности и компетенции:

• Каким образом вам удалось сделать это/достичь этого? Какие способности для этого понадобились?
• Умение быть откровенным, о котором вы сказали, связано с какими-то другими вашими способностями?

Намерения, мотивы, планы, цели:

• Когда вы предприняли этот шаг, каковы были ваши намерения?
• Что этот эпизод говорит о ваших планах?

Убеждения и установки:

• Итак, вы продолжали демонстрировать уважительное отношение к другим людям, несмотря на то, что на вашей работе было принято патологизирующее отношение к сотрудникам и к клиентам. Что это говорит о ваших убеждениях? Во что вы верите?
• Я бы хотела лучше понять, каковы, с вашей точки зрения, ваши установки и взгляды, исходя из того эпизода, который вы рассказали?

Индивидуальные качества:

• Если бы вы это сделали, то что бы такой поступок говорил о вас как о человеке?
• Что от вас потребовал этот поступок? Какие ваши личные качества пришлось задействовать, чтобы его совершить?

Вопросы могут задаваться в любо порядке, в зависимости от ситуации и хода беседы. Терапевт "дрейфует" между ландшафтами действия и смысла и переключается с одного на другой. Кроме того, он не забывает постоянно задавать вопросы предпочтения, уточняя, является ли разносторонний опыт уникального эпизода и его смыслы действительно предпочтительными для клиентов.

Примеры вопросов предпочтения:

• Когда вы решили остаться в гостях, несмотря на то, что чувствовали себя там не в своей тарелке, это в результате был хороший опыт?
• Вы сказали, что этот поступок говорит, что вы можете быть сильным человеком. Вам нравится знать о себе, что вы можете быть сильным человеком?

"В процессе перерассказывания историй мы предлагаем людям двигаться по обоим ландшафтам (действия и смысла), размышляя над тем, что могут означать альтернативные события на ландшафте действия, и решая, какие из этих событий в наибольшей степени совпадают и отражают предпочитаемые характеристики, мотивы, убеждения и пр. Таким образом рождаются альтернативные ландшафты действия и идентичности" (White, 1995: 31).

2. Наблюдатель

Модернизм.

Позитивистский подход: возможен идеальный наблюдатель, который не влияет на наблюдаемое.

Физика : Квантовая механика. Квантовый парадокс - многие физики пришли к заключению, что наблюдатель и производимые им изменения, являются элементами в нашем описании природы.

Исследователь/наблюдатель становится фактором в исследовании, влияющим на его результаты. В радикальном конструктивизме звучит тезис "Все, что сказано, сказано наблюдателем". Это не означает, что все находится в "голове" или в сознании, а "реальности" не существует - такая тория возможна, но доказать ее или противоположную ей объективистскую позицию нельзя. У Матураны и Варелы есть метафора эпистемологической одиссеи как путешествия между Сцилой (скалами догмы) и Харибдой (водоворотом солипсизма). Эта метафора может служить иллюстрацией ко всем конструктивистским теориям.

Фильм : Куросава "Расемон".

Конструктивизм.

"Конструктивизм" - это общий лейбл для эпистемологической позиции, которая (a) отрицает, что индивидуальное знание имеет непосредственный доступ к "объективной реальности" и однозначно ее отражает, и (b) вместо этого объявляет индивидуальное знание "сконструированным" наблюдателем в ответ на окружающую среду, но в терминах и исходя из конституционных черт (таких как способность к концептуализации, способы совершения операций и т. п.) самого наблюдателя" 17) .

Радикальный конструктивизм.

Основные фигуры: У. Матурана, Ф. Варела, Х. Фон Ферстер, Э. фон Глазерсфельд.

Суть: "Все знание зависит от структуры знающего" 18) . Следовательно, никакое объективное знание невозможно.

Матурана :

"1) Мы не можем коннотировать какую-либо целостность или природное измерение, которое существует независимо от того, что мы делаем как наблюдатели (люди); 2) в нашей повседневной жизни мы используем слово "время", чтобы означить или указать на абстракцию нашего опыта преемственности процессов. Другими словами, я показал, что в любой области основания идеи времени лежат в биологии наблюдателя, а не в области физики, которая является сферой объяснений определенного рода когерентностей опытов наблюдателя... Таким образом, мы существуем в этой восхитительной ситуации опыта, в которой мы как наблюдатели, присутствующие в настоящем, являемся источником всего, даже того, что мы в нашей согласованности опытов наблюдателей можем видеть как целостности, которые посредством своих операций вызывают операции наблюдения и объяснения их появления в закрытой области объяснений. Великое искушение состоит в трансформации абстракций согласованностей нашего опыта, которые мы подразделяем на такие идеи, как реальность, существование, причинность, пространство, сознание... или время, в объяснительные принципы" 19) .

Психотерапия: Терапевт не может быть отстраненным "объективным" наблюдателем.

Развитие кибернетики второго порядка позволило нарративным терапевтам занять более оценочную позицию по отношению к своему мышлению и практике и поместить терапевта и других профессионалов внутрь системы. Это допущение пришло на смену распространенной ранее идее о том, что терапевт имеет дело с проблемами, локализованными в системе/семье, оставаясь при этом как бы над этой системой или вне ее.

Терапевты стали стремиться делать свои предположения, допущения и практику прозрачными для клиентов. Одним из средств реализации этого проекта стали рефлексивные команды, которые могли состоять из профессионалов разного уровня, включать студентов и вольнослушателей и в разных вариациях обсуждали различные аспекты семейной истории (проблемы, целей) на глазах у этой семьи или в диалоге с ней. Это позволило семье задавать терапевтам вопросы по поводу тех вопросов, которые были заданы им.

Главное изменение состояло в полном исчезновении концепта сопротивления из нарративной терапии и замене его идеей сотрудничества. Если человек/семья/система "сопротивляются" терапии, значит, терапевт предлагает им то, что им не подходит.

Терапевты начали спрашивать людей о том, какие задания, ритуалы, способы организации терапии они считают для себя полезными. Эти ритуалы, стратегии и т.д. часто разрабатывались совместно с семьей, и если семья их затем не выполняла, то это также обсуждалось в контексте поиска более эффективных путей. Для нарративных терапевтов, как и для профессионалов, практикующих BSFT, все это не является манипулятивными приемами, способами преодолеть или обогнуть сопротивление. "Сопротивления" нет. Есть коэволюционный процесс системы, которая включает и терапевта (и рефлексивные команды) и, пробуя разные формы сотрудничества, пытается измениться.

3. Знание / Истина / Язык / Смысл

Модернизм.

Знание: Знание как интернализованная репрезентация внешней, независимой реальности.

Локк : Знание - результат "отпечатывания" внешнего мира на tabula rasa познающего.

Для модерниста мир познаваем.

Истина: Логоцентризм. Идея о существовании одного конечного трансцендентного смысла. Истина - это означаемое. Оно то всех и интересует, а язык , слово - это означающее для этой истины.

Модеронизму свойственен тоталитаризм - всеобъемлющая власть одной идеи, группы людей и пр. над "менее значимым" многообразием иного.

Постмодернизм.

Знание: Неоднозначность познанного. Вероятностность. Микромир является вероятностным. Например, электрон переходит с одной орбиты на другую случайно. Расходящаяся, равновероятностная модель.

Постмодернизм стремится к плюрализму, равноправию разнообразного.

Конструктивизм.

Знание - гипотетическая конструкция.

Ботелла : "Таким образом, субъект и объект - это конструкции (или операции) наблюдателя, а не независимо существующие целостности. Даже если существует онтологическая реальность, мы можем познавать ее, только оценивая, насколько хорошо наше знание ей соответствует. Фон Гласерсфельд (1984) 20) проясняет идею соответствия с помощью метафоры ключа и замка: даже если ключ открывает замок, мы не можем быть уверены, что он ему соответствует (возможно, мы могли бы найти другой ключ, который также открыл бы замок). Таким образом, радикальный конструктивизм видит в знании конструкции" (Botella, L., 1997).

Кант : "Знание - измышление активного организма, взаимодействующего с окружающей средой".

Поппер: "Знание происходит из чистого наблюдения, так как каждый акт наблюдения нагружен теорией".

Социальный конструктивизм.

Знание - социальный конструкт. Смыслы создаются в процессе социального взаимодействия. Знание находится не в людях (в индивидуальном сознании) и не снаружи (в объективной реальности), оно между людьми. Знание создается людьми в процессе взаимодействия и обсуждения общих для этих людей смыслов .

Истина : Вместо истины теперь можно говорить об интерпретации, теории или взгляде на что-либо. Все интерпретации, естественно, равноправны. В социальном конструктивизме есть идея, что в каждом обществе отдельные интерпретации, разделяемые большим количеством его членов, со временем приобретают статус "истины" и следующими поколениями воспринимаются как нечто "само собой разумеющееся". Никто уже не помнит, что возникли эти "законы жизни" в результате переговоров их предков. Переговоры же осуществлялись посредством языка.

Язык: Постмодернистов интересуют означающие - слово, текст сам по себе, текст в контексте, интерпретации текстов, игра означающих друг с другом.

Для социального конструктивиста язык не отражает истину, язык создает известные нам истины.

Некоторые релевантные теории.

Идея социального конструирования реальности. Четыре постулата:

1) Мир не предстает человеку объективно, человек постигает реальность через опыт, а опыт находится под влиянием языка.

3) Понимание действительности в данный момент зависит от того, что сформировалось в социуме (от действующих норм социальных конвенций).

4) Формируемое социально понимание действительности определяет многие стороны человеческой жизни.

Экологический подход Гибса : Не так важно, что у человека в голове, как то, в чем это голова (Umwelt). Человек во взаимодействии с окружающей средой.

Витгенштейн : Три идеи (потом отсюда развились теории речевых актов):

1) Язык неотделим от контекста использования = язык - это форма жизни.

2) Когда человек говорит, он действует.

3) Язык - форма конвенционального поведения.

Теория лингвистической относительности. Создана Эдвардом Сепиром и Бенжамином Уорфом. Почти сто лет назад этих американских антропологов, как и многих мыслителей, интересовал вопрос о силе влияния языка на мышления. Суть их гипотезы состояла в том, что язык, как минимум, предрасполагает к выбору определенных форм поведения и мышления, или даже полностью определяет мышление.

Социальная ответственность (Шоттер): 1. Человеческий опыт неотделим от коммуникации 2. Центральное звено связи между коммуникацией и опытом состоит в процессе объяснения (через язык). Отсюда социальная ответственность = человек обязан объяснить свое поведение, и это объяснение строится в терминах правил общества. Планирование поведения осуществляется в свете последующего объяснения. Наше понимание в большой степени определяется тем, как мы говорим.

Нарративная психотерапия основана на идеях социального конструктивизма. Причем для нарративных терапевтов существенным оказался сдвиг от конструктивистской сосредоточенности на биологии наблюдателя в сторону социально-конструктивистского интереса к взаимодействию между наблюдателями.

Нарративные терапевты полагают, что реальности конструируются людьми через язык и организуются и поддерживаются через истории.

Согласно Майклу Уайту (White, 1995), нарративная терапия сфокусирована на том, как люди выражают свой опыт. Эти акты выражения опыта, переживания мира или жизни есть интерпретации (через язык), посредством которых люди придают смысл своему опыту и делают его понятным для себя и для других. Смысл и опыт - нераздельны.

Акты выражения опыта - это единицы смысла и опыта. То, каким будет выражение опыта, зависит от того, насколько людям доступны интерпретативные ресурсы, способные обеспечить так называемые рамки понятности, нечто, что приводит события жизни в отношение друг с другом.

Акты выражения опыта имеют культурный контекст и наполнены культурно заданными знаниями и практиками. То, как люди интерпретируют свой опыт, конституирует их жизнь: мир, в котором они живут, самих людей, их отношения, способы переживания и т.д. Интерпретации, выражение опыта находятся в постоянном производстве, и это меняет жизнь.

Действие опирается на смысл - то, что люди будут делать, основано на том, как они интерпретируют свой опыт. Люди предпочитают те смыслы, которые разделяются их сообществом. Смыслы личного опыта, которые изначально расплывчаты и неясны, определяются и проговариваются в сообществах людей в соответствии с установленными процедурами. Таким образом, люди формируют и переформируют свою жизнь через выражение опыта, через истории.

Эти истории не абстракция, не нечто, находящееся вовне, к чему люди могут отнести свой опыт, не точки зрения или "зеркала мира" - это и есть сама жизнь.

Основанная на этих теоретических допущениях, нарративная терапия предлагает людям возможность рассказать и перерассказать, воплотить и перевоплотить предпочитаемые истории своей жизни; превратить уникальные, противоречивые, случайные, а иногда и отклоняющиеся события своей жизни в значимые эпизоды присутствия альтернативного; распространить это присутствие во времени так, как им удобно; открыть альтернативные знания и умения, которые содержатся в этих новых выражениях опыта и определить их культурный контекст, который, возможно, не будет соответствовать доминирующим в данной культуре историям, то есть эти знания и умения могут быть репрессированы в данной культуре; открыть способы жизни, в которых эти альтернативные знания и умения воплощаются (например: можно жить весело и мне это нравится; жить весело - это жить вот так-то; и вот как это можно сделать).

Никаких объективных истин для нарративного терапевта, конечно же, не существует. Цель нарративной терапии - создание новых историй, открытие пространства для широкого поля альтернатив, ощущения выбора.

Между этой теоретической посылкой и прагматической целью располагается позиция терапевта. Нетрудно догадаться, что называется она "не-знание ".

Нарративные терапевты испытывают искренний интерес к историям своих клиентов, всегда готовы и рады услышать нечто удивительное и уникальное.

Поскольку нарративный терапевт не имеет доступа к глобальным основаниям жизни, если таковые имеются, и не знаком с универсальной природой человека; не думает, что за поверхностным скрывается глубинное, к которому у него одного как тренированного эксперта есть доступ; не знаком не только с классификациями и типологизациями людей /систем, паттернов поведения и т.д., но и с идеей нормы, - в связи со всем этим ему сложно определить, что предпочтительно для данной семьи/клиента (быть функциональной, дисфункциональной или еще какой-то) или куда ее/его следует вести (скажем, с психотического уровня на невротический). А главное, нарративный терапевт понятия не имеет, кто перед ним сидит. Зато он точно знает, что чем-то отличается от этих людей (полом, возрастом, расой, вероисповеданием и т.д.), и эти отличия влияют на то, как он понимает истории своих клиентов. Соответственно это свое "не-знание" людей нарративный терапевт старается по-постмодернистски рефлексировать и задавать больше вопросов относительно тех моментов историй, где он чувствует себя особенно незнающим.

Дж. Фридман и Дж. Комбс пишут о том, как предыдущий клинический опыт и знания могут мешать нарративному терапевту справиться с "Ага"-реакцией на "клинически значимые моменты" 22) . Трудно отказаться от "экспертных фильтров" и, "хотя полученное образование говорит нам о том, что мы знаем, попытаться прислушаться к тому, что мы не знаем" (Фридман Дж., Комбс Дж, 2001).

Согласно Майклу Уайту, понимание возникает в сознании тех, кто участвует в интерпретативных актах, в выражении опыта и действиях - практических следствиях этих выражений. Нарративный терапевт в процессе терапии пытается понять, какой смысл несут истории людей для них самих. Знать здесь, по сути, означает понимать, и этих пониманий столько же, сколько историй.

Итак, ключевые слова в позиции нарративного терапевта: отказ от роли эксперта, не-знание, уважение, интерес, сотрудничество, прозрачность.

Еще одна базовая идея нарративной терапии, основанная на ее представлениях о роли языка в жизни людей, звучит так: "Люди - это не проблемы. Проблемы - это проблемы".

Итак, люди - не проблемы, но отношение, которое человек имеет к набору источников, с помощью которых он придает смысл своей ситуации, может поместить его "в" проблемы.

По мнению нарративных терапевтов, многие способы, которые изначально были созданы, чтобы помочь людям успешно справляться с проблемами, на самом деле скрытым образом удерживают их в этих проблемах и увеличивают силу проблемы и ее власть над человеком. Причина этого в том, что язык , который мы унаследовали в наших (особенно в западных) культурах, способствует тому, чтобы мы осмысляли себя и наши отношения с миром определенными способами (теория лингвистической относительности и социального конструирования реальности).

В языке есть ресурсы, которые позволяют нам интерпретировать наши проблемы следующим образом: "Это с нами что-то не в порядке: я алкоголик, а не у меня есть такая проблема - алкоголизм; я злая, а не у меня есть проблемы со злостью". Последние формулировки звучат для нас странно, и непривычность этой интерпретации обусловлена языком 23) . Многие терапевтические подходы базируются на негласной предпосылке, что Я или Индивид - это то самое место, к которому следует отнести проблему. Таким образом, они помогают позиционировать людей как "индивидов с которыми не все в порядке" 24) .

Лингвистическая практика, помогающая людям отделить себя от проблем (то есть от проблемно насыщенных историй, которые они воспринимают как собственную идентичность), посмотреть на них со стороны, посмотреть на свои отношения с проблемой, взять на себя больше ответственности за характер этих отношений и почувствовать себя способными в значительной степени определять эти отношения, - вот такая лингвистическая практика называется экстернализацией и является еще одной базовой техникой нарративной терапии.

Экстернализация также исключает эффект "приклеивания ярлыков" и способствует тому, чтобы вся семья сплотилась и направила свои усилия на борьбу с проблемами, а не с людьми (с алкоголизмом, а не с мамой-алкоголичкой; с невнимательностью, а не с ужасно (и будто назло родственникам) невнимательным ребенком и т.п.). Это уменьшает количество обвинений в семье, снижает чувство вины у ее членов и повышает эффективность их усилий.

Практическая часть

Как уже было сказано, экстернализация - это лингвистическая практика, и осуществляется она с помощью экстернализирующей беседы. Эта беседа состоит в основном из вопросов, направленных на различные этапы экстернализации (отделение проблемы, изменение отношений с ней и т.д.).

Чтобы самому нарративному терапевту, начинающему практиковать экстернализирующие беседы, было легче увидеть проблему отдельно от сидящего перед ним человека, он может для начала прямо во время разговора представлять ее как отдельную "сущность", сидящую, скажем, на плече у клиента или на другом стуле. Как вы уже поняли, критическим моментом в экстернализирующей беседе является построение фразы терапевтом.

Например, в ответ на фразу клиента: "Я депрессивный человек, мне не хочется ничего делать или выходить куда-либо" - терапевт может сказать: "То есть Депрессия мешает вам выходить в люди и быть активным?". Терапевт внимательно слушает клиента, замечая, какими именно словами тот описывает проблему и свои отношения с ней, и затем использует эти слова, задавая вопросы и перефразируя то, что сказал человек, таким образом, чтобы проблема переместилась вовне. Так постепенно происходит трансформация беседы из интернализирующей - в экстернализирующую.

Таблица 2. Некоторые различия между интернализирующей и экстернализирующей беседами (по Morgan, A. , 2000)

В интернализирующей беседе	В экстернализирующей беседе
Проблематизируется человек.	Проблематизируется проблема.
Проблемы локализуются в человеке.	О проблеме говорится как о чем-то внешнем по отношению к человеку, что создает пространство для обсуждения взаимоотношений человека с этой проблемой.
Ведутся поиски того, что с человеком "не так" или чего ему не хватает. В основе - дефицитарная модель.	Проблема помещается во внешний по отношению к человеку или его идентичности контекст.
Действия, поступки человека рассматриваются как видимые проявления его глубинного "Я".	Действия рассматриваются как события, увязанные в последовательности на определенных промежутках времени в соответствии с некими сюжетами.
Поведение и проблемы объясняются на основе мнения других людей.	Людям предлагается распознать, какие смыслы и объяснения они сами приписывают событиям своей жизни.
Используемые описания стремятся представить человека и его идентичность как нечто цельное и законченное, оставляя мало пространства для иных описаний идентичности.	Открывается пространство для создания множественного описания идентичности.
Социальные практики, поддерживающие проблему, остаются вне сферы обсуждения.	Создаются условия для того, чтобы социальные практики, поддерживающие и питающие существование проблемы, стали хорошо видны и доступны для обсуждения.
Такая беседа ведет к ограниченным, жестким выводам относительно жизни, "Я" и отношений.	Подобная беседа приводит к богатым, насыщенным описаниям различных способов жизни и отношений.
Исследуются внутренние влияния, происходящие в людях, обратившихся за помощью.	Исследуются культурные и социо-политические влияния на жизни людей, обратившихся за помощью.
Такая беседа приводит к классификации людей в терминах степени и характера их отличия от "нормы". Для того чтобы описать человеческий опыт или проблемы, изобретаются специальные термины или лейблы. Когда люди описываются как "отличающиеся", они часто чувствуют себя дискриминированными.	Отличия и разнообразие приветствуются, а идеи "нормы" подвергаются сомнению. Отличия принимаются, а дискриминационные практики проговариваются, делаются видимыми и доступными для обсуждения.
Проблемы понимаются как "части людей и их идентичностей". Следовательно, беседа организуется вокруг поиска путей "жизни с" последствиями определенного диагноза. Например, как жить с аутизмом или с синдромом дефицита внимания.	Терапевт обсуждает с людьми возможные изменения в их отношениях с проблемой.
Люди, которые, как считается, находятся вне сферы влияния данной проблемы (например, профессионалы), рассматриваются как эксперты.	Люди сами - эксперты в своих жизнях и отношениях.
В качестве агентов изменения выступают создаваемые другими стратегии, которые, как предполагается, должны "исправить" проблему.	Изменения происходят на основе сотрудничества и порождаются в этом сотрудничестве. В процессе беседы обнаруживаются компетенции и знания человека, которые уже имеются.
Часто включает обширное обсуждение проблемы и связанных с ней нюансов.	Ведутся поиски альтернативных описаний и историй, находящихся за пределами проблемного описания.

Иногда проводится процедура персонификации проблемы - ей приписывается имя или она наделяется определенной идентичностью. Многие люди, особенно дети, могут нарисовать проблему, и это помогает им отделиться от нее. Существенно, что язык описания проблемы и имя для нее должны исходить от клиента. Терапевт может просто спросить что-нибудь вроде: "Интересно, а вы могли бы предложить какое-нибудь имя для этой проблемы?"

Экстернализируемая проблема может представать в различных формах, это могут быть чувства - тревога, вина, страх и пр.; аспекты отношений - борьба, ссоры, взаимные обвинения и т.д.; культурные и социальные практики - приписывание вины матери, родителям, женщине, гетеросексульное доминирование, детоцентризм и пр.; и даже метафоры, в которых люди часто говорят о проблемах: "стена непонимания", "волны отчаянья", "запертая дверь, за которой притаился ужас" и пр.

Порой по ходу беседы экстернализируется несколько проблем. В этом случае терапевт может перечислить имена этих проблем и попросить клиента установить приоритеты. Можно также попробовать выявить связи между этими проблемами - возможно, некоторые из них вступили в коалицию и поддерживают друг друга. Например, у депрессии в друзьях могут быть самокритика и неуверенность в себе.

Во время беседы терапевт постоянно должен перепроверять и учитывать более широкие контексты существования проблемы. Выбранное без учета контекста имя проблемы может поддерживать ее. Например, если семья обратилась по поводу страхов и ночных кошмаров у ребенка, нужно исключить вероятность того, что ребенок подвергается насилию, а страхи - его следствие. Если назвать проблему "страх" и начать экстернализировать ее, в то время как настоящая проблемой является внутрисемейное насилие, то это лишь добавит ребенку и семье опыта замалчивания.

Названная и отделенная проблема сначала тщательно исследуется и персонифицируется. Терапевт интересуется ее уловками, тактиками, способами действовать и разговаривать с человеком, намерениями, идеями, планами, предпочтениями, правилами, желаниями, мотивами, мечтами, союзниками и противниками и пр.

Чем больше проблема персонифицируется, тем больше она отделяется от человека.

В ходе экстернализирующей беседы человек пересматривает свои отношения с проблемой. Терапевт может спросить: "Могли бы вы рассказать, как развивались ваши отношения с Перфекционизмом? Как бы вы охарактеризовали эти отношения на сегодняшний день? Это благополучные или неудовлетворительные отношения? Они приносят больше радости или огорчений?" Люди могут описывать эти отношения как конфликтные, дружеские, противоречивые, утомительные и пр.

Когда существующие на данный момент отношения описаны, терапевт может начать спрашивать человека о том, каких бы изменений в этих отношениях он хотел. Тогда у человека появляется возможность исследовать и сформулировать свое собственное, отделенное от проблемы мнение по поводу этих отношений и определить дальнейший путь их развития. Человек может захотеть завершить отношения с проблемой или сделать их более спокойными и регулируемыми. Например, в определенных ситуациях человек хотел бы по собственной воле вступать в дружеские отношения с Перфекционизмом и брать у него энергию для работы. А в личных отношениях, во время развлечений и отдыха он может обойтись без Перфекционизма.

Техника, включающая в себя и экстернализацию, и уникальный эпизод, называется прослеживание истории проблемы. Когда проблема первично названа, терапевт, не забывая перепроверять название проблемы, начинает интересоваться ее историей, задавая соответствующие вопросы:

Когда вы впервые заметили проблему (встретились с ней)?

Я бы хотела уточнить, когда Депрессия обладала наибольшей силой и влиянием на вашу жизнь? А когда она была наиболее слабой? В какие моменты, периоды жизни Вы в наибольшей степени чувствовали, что способны противостоять Депрессии?

Для того чтобы задавать такие вопросы, проблема не обязательно должна быть названа - можно говорить просто "проблема". Часто бывает полезно использовать вопросы относительного влияния - позволяющие заметить и проследить изменения степени и характера влияния проблемы на жизнь человека на определенных временных промежутках. Это сразу "разрыхляет" проблемно насыщенный нарратив, снижает власть проблемы и позволяет увидеть альтернативы. Терапевт может спросить: "Если 10 - это максимальное влияние проблемы, то насколько она была влиятельна 6 месяцев назад, 10 лет назад, сейчас, что вы ожидаете через неделю?" И т.д. Или радикальней: "Если 10 - это ваша жизнь, то какой частью от десяти владела проблема и сколько оставалось у вас полгода назад?" Клиент может ответить: "У нее было 6, а у меня 4". Терапевт: "А неделю назад?" Клиент" "У нее 8, у меня 2". Терапевт: "А 5 лет назад?" Клиент: "У нее 1, у меня 9".

Формы таких вопросов бывают самыми разными - влияние выражается в процентах, степенях, других числах, изображается графически и т.д.

Пример 1.

Графическое изображение истории проблемы и изменения ее влияния на жизнь человека:

Пример 2. Снижение влияние проблемы на жизнь человека с помощью исследования истории этой проблемы. (по Morgan, A. (2000)

Рауль страдал от жестокой депрессии. Большую часть своей взрослой жизни он провел в одиночестве, почти не общаясь с людьми. Депрессия была его спутницей с юных лет. Он был многократно госпитализирован и пришел на консультацию к терапевту, чувствуя, что готов покончить жизнь самоубийством.

В ходе беседы постепенно проявлялась история вхождения Депрессии в его жизнь. Затем Рауль смог назвать и точную дату, когда она впервые появилась. Это был день смерти его матери, после которой он был отправлен в приемную семью, где практиковались абъюзы и насилие.

Отследив историю Депрессии и восстановив момент, когда она вошла в его жизнь, Рауль смог говорить о том, как он жил с матерью, когда в отношениях присутствовала взаимная любовь и забота. Он сумел также отследить стратегии и тактики Депрессии и то, какую роль в них играл абъюз, который поддерживал Депрессию и позволял ей долгие годы доминировать в его жизни.

Помещение Депрессии в рамки определенного сюжета, распространенного во времени и обладающего собственной историей, позволило Раулю восстановить способы противостояния Депрессии, к которым он прибегал за эти годы (некоторые из них были успешными). Обнаружив эти истории сопротивления проблеме, признав их и восстановив связь с образом матери, Рауль значительно изменил соотношение сил между собой и Депрессией в своей жизни.

Еще одной смежной техникой, которая может использоваться в любой момент в ходе беседы, является исследование эффектов проблемы.

Терапевт может интересоваться, каким образом и какими способами проблема повлияла и влияет:

• на то, как человек воспринимает себя, какой личностью он себе видится;
• на то, какого человек видит в себе родителя, партнера, мать, жену, сестру, брата, сотрудника и пр.;
• на его надежды, мечты и ощущение будущего;
• на его отношения с детьми, партнерами, родителями, коллегами и пр.;
• на его работу;
• на его социальную жизнь;
• на его мысли;
• на его физическое состояние;
• на его настроение и чувства;
• на его повседневную жизнь.

Как Булимия повлияла и влияет на Ваше настроение?

Как Страх меняет ваше восприятие других людей и мира?

Вспышки агрессии каким-то образом повлияли на вашу профессиональную жизнь?

Без такого исследования людям будет сложно ощутить, что терапевт действительно понимает их проблему и вообще слушает их. В процессе семейного консультирования, когда каждый член семьи расскажет о влиянии проблемы на его жизнь, можно увидеть сходство и различия в опыте. Исследование влияний непременно должно проходить в ходе экстернализирующей беседы, в противном случае оно может только усилить власть проблемы. Такое исследование часто способствует обнаружению уникальных эпизодов.

Обнаружив эффекты проблемы, полезно предложить людям оценить их. Терапевт никогда заранее не знает, что тот или иной эффект означает для конкретного человека.

Вопросы могут быть такими:

• Это хорошо или плохо?
• Вам это приятно или нет?
• Это скорее радостно или печально?
• Для вас это позитивный или негативный опыт?
• Насколько это Вам подходит?

Узнав о позиции людей относительно эффектов проблемы, терапевт просто спрашивает: "Почему?". С такой оценки эффектов проблемы и ее объяснения часто начинается построение новой истории. Например, когда человек говорит: "Лень часто убеждает меня посмотреть телевизор, вместо того чтобы заниматься домашними делами, и это приводит к тому, что потом я не позволяю себе пойти развлечься или пообщаться с семьей. Потому что надо делать дела. Но Лень снова убеждает меня их не делать, и я опять смотрю телевизор. И так постоянно. Меня это совсем не устраивает. Я бы хотела больше общаться и развлекаться, мне не так уж нравится телевизор. Думаю, я общительный человек, и общение для меня - ценность", - в этот момент уже открывается пространство для развития новой истории, и можно спрашивать, когда Лень ослабевает и пр.

Деконструктивная беседа - рассмотрение проблемы в разных контекстах

С точки зрения нарративных терапевтов, проблемы могут сохраняться только в том случае, если они поддерживаются определенными убеждениями, идеями и установками. Например, такие неврозы, как анорексия и булимия, могут существовать только в тех культурах, где ценится худоба, где об успехе и компетентности могут судить по размерам тела и где поддерживается индивидуализм и самонаблюдение. Такие идеи, исходящие из культуры и поддерживающие проблему, часто обладают большой властью и воспринимаются людьми как "законы жизни" и "вечные истины". В процессе деконструктивной беседы терапевт предлагает клиентам исследовать эти идеи и практики, определить их, подвергнуть критическому анализу и проследить их историю. Во время такой беседы терапевту интересно выяснить:

• Какие скрытые допущения позволяют данной истории обрести смысл, придаваемый ей этими людьми?
• Какие непроговоренные допущения позволяют этой истории работать и быть жизнеспособной?
• Какие идеи могут привлекаться, чтобы объяснить подобное поведение людей?
• Какие "само собой разумеющиеся" способы жизни поддерживают существование проблемы?

Деконструктивная беседа помогает людям "распаковать" доминирующие истории, посмотреть на них с новых точек зрения и увидеть, как они были сконструированы.

Пример 3.

Деконструкция отношений Люси с "Концентрацией" (Цит. по Morgan, A. (2000), стр. 47-49)

Люси обратилась ко мне по поводу сложностей с "концентрацией" при написании важного текста. Многие сферы жизни Люси оказались под влиянием этой проблемы. Проблема привела Люси к мысли, что она "непродуктивный человек". Она пыталась убедить Люси, что в будущем та едва ли найдет работу - и правда, увидев ее бессмысленно слоняющейся по офису, вместо того чтобы заниматься делом, люди непременно догадаются, что она "халявщица" и совсем не заслуживает выплачиваемых ей денег. "Стресс" часто занимал ее мысли и воздействовал на физическое состояние - Люси постоянно ощущала тяжесть в животе, чувствовала слабость и общий дискомфорт.

Он пытался многое ей внушить: "У тебя в принципе неверный подход к задаче", "Ты выбрала неверные методы", "Тебе надо было бы делать больше в течение каждого дня", "Если бы ты не потеряла столько времени, ты бы уже давно все написала", "Текст должен получиться идеальным и точно соответствовать тому, что хочет увидеть преподаватель".

Люси рассказала, что проблема критикует ее за каждый перерыв на чашку кофе или звонок другу, говоря, что она пытается "спрятаться от задачи" и что "так ей никогда не закончить".

Я спросила Люси, что для проблемы означает "быть продуктивной". В ходе беседы мы обнаружили, что у проблемы на этот счет довольно строгие критерии. Проблема полагала, что Люси должна сидеть на стуле и работать определенное количество времени каждый день. Проблема считала, что в течение этого времени Люси обязана думать только о содержании текста и либо читать, либо печатать, либо делать комментарии, либо редактировать.

Разговор об источниках, из которых проблема обогатилась этими идеями, я начала с вопроса о том, что такое "продуктивные занятия". Это привело к исследованию историй этих идей в жизни Люси.

Люси рассказала, что идеи о "продуктивном обучении" поддерживались на протяжении всего ее пребывания в школе и университете. Самое раннее воспоминание относилось к шестому классу школы. Она была тогда 11-летней девочкой. Начиная с этого времени, идеи про "продуктивное обучение" подкреплялись стишками и статьями, которые ей задавали читать, специальными беседами про "навыки хорошей учебы", которые она посещала в школе, и разговорами про учебу с друзьями.

Я спросила Люси, как эти идеи воздействовали на ее жизнь, как она к ним относится и насколько считает полезными или бесполезными для себя. Люси заявила, что эти идеи разрушают и утомляют ее - она постоянно сравнивает свою работу с какими-то критериями, и то, что она делает, никогда не кажется ей достаточно хорошим. Эти идеи вредят ей как студентке. Она часто чувствовала себя никчемной и некомпетентной, взволнованной и обеспокоенной, как будто ей никогда не удастся соответствовать ожиданиям.

Далее мы исследовали, что Люси переживала, когда не испытывала влияние этих идей. Оказалось, что в такие моменты она знала: "У меня все получится. Это немного сложно, но весело и интересно, и это закончится". Люси чувствовала уверенность: "Мои поиски увенчаются успехом". Люси сообщила, что когда она вырвалась из-под власти идей проблемы по поводу обучения, она увидела, что важным было вовсе не "Как". Это повлекло за собой детальное обсуждение того, что именно для Люси означает "не важно Как" ("не важно как" стало альтернативной историей, выстроившейся в ходе нашей дальнейшей беседы). Мы вместе поговорили о том, что нам обеим известно о способах "работы" художника. Здесь у нас с Люси были сходные впечатления: часто художник просто сидит и думает, пьет много кофе, звонит друзьям, исследует комбинации цветов и экспериментирует с их сочетаниями на палитре. Может пройти много дней, прежде чем художник прикоснется кистью к холсту. Для художников неважно, как организован процесс, и они часто достигают прекрасных результатов.

Мы поговорили и о других знаниях и опыте, помогающих развивать альтернативную историю и открывающих Люси новые пути к действию. Эта беседа подвергла сомнению "само собой разумеющиеся истины" и убеждения относительно учебы и помогла Люси освободиться от идей, поддерживающих проблему. Для Люси это означало многое - она смогла завершить свою работу над текстом и стала чувствовать себя гораздо свободнее и веселее, принимая участие в этом проекте.

После того как я спросила Люси об идеях проблемы относительно продуктивности и непродуктивности, она почувствовала облегчение и смогла посмеяться над многими из этих идей. Этот переломный момент в беседе помог Люси вырваться из круга доминирующих проблемных идей и направиться в сторону альтернативной истории, сконцентрированной вокруг ее способностей, знаний и компетенций как студентки.

Таким образом, деконструкция может привести к расшатыванию "само собой разумеющихся идей" и открыть пространство для альтернативных историй, которые помогают людям вырваться из-под власти проблемы и восстановить связи с собственными предпочтительными идеями, мыслями и способами жизни".

Упражнения

Упражнение экстернализирующая беседа

Выполняется в группах по три человека. Первый исполняет роль проблемы, второй - роль человека, который испытывает влияние проблемы (субъект проблемы). Третий - играет репортера-исследователя (журналиста-детектива), ловко разоблачающего увертки и хитрости. Если участников больше трех, то может быть два репортера или несколько наблюдателей, которые делятся впечатлениями в конце упражнения.

Первая часть

Участники распределяют роли и называют проблему. Человек, исполняющий роль проблемы узнает, что проблемы бывают довольно надменными и хвастливыми и с охотой говорят про свои успехи и про то, как они их достигли. Они так самоуверенны, что выдают свои секреты и тем самым губят себя. Поэтому человек, который играет Проблему, полностью сотрудничает с репортером во время интервью.

Важно, чтобы Репортер занимался исследованием влияния проблемы и ее особенностей, а не пытался ее как-то менять или лечить. Иногда это трудно дается человеку, который играет Репортера-исследователя. Порой ему приходится сознательно сдерживать желание быть полезным.

Темы, на которые Репортер задает вопросы в первой части:

а) В какие сферы жизни Субъекта проблема уже проникла, где ее влияние особенно сильно? Влияет ли она на взаимоотношения субъекта с другими людьми, на его чувства, вмешивается ли в его мысли, как она изменила представление Субъекта о самом себе и об истории его жизни? И т. д.

б) Как именно Проблема манипулирует Субъектом: к каким стратегиям, методам и хитростям она прибегает, пытаясь руководить его жизнью?

в) Какие способности и качества проблемы помогают обесценивать те или иные способности, знания и умения Субъекта? Например, может быть, Проблема очень энергичная и настойчивая, никогда не расслабляется и все время талдычит одно и то же, достигая эффекта за счет повторений, и у Субъекта просто не хватает энергии и времени засомневаться в том, что она твердит, а вместо этого он сомневается в себе. Репортер тут же расспрашивает Проблему о том, какими способами она сообщает субъекту о себе, как заявляет о своем влиянии на его жизнь.

г) Какие у Проблемы цели? Чего в итоге она хочет добиться, влияя на жизнь Субъекта, как она представляет его идеальное будущее? Какие у нее надежды и мечты?

д) Кто поддерживает проблему? Какие силы с ней заодно? Это могут быть и другие Проблемы или особенности Субъекта (например, Лень может быть в союзе со Страхом), и Люди, и социальные институты, и идеи, и пр.

е) Какие стратегии выживания будет использовать проблема, если ее доминирование окажется под угрозой? Какие "ударные методы" у нее припасены на крайний случай?

Вторая часть

Влияние проблем на человеческую жизнь и отношения никогда не бывает безоговорочно успешным. Однако Проблемы обычно не хотят говорить о своих неудачах, предпочитают их скрывать. Поэтому Репортеру важно заранее ознакомиться с фактами таких неудач, которые просто невозможно скрыть. Это необходимо для того, чтобы во второй части упражнения, Проблемы начали пусть неохотно, но исповедоваться и в своих неудачах.

У Репортера есть много возможностей разузнать о неудачах проблемы:

а) На какие сферы жизни Субъекта Проблема еще только планирует распространить свое влияние, что ей еще неподконтрольно? Куда Субъект пока не пустил Проблему?

б) Как он ей противодействует? Изобрел ли Субъект какие-то техники, стратегии, хитрости, которые мешают Проблеме руководить его жизнью?

в) Какие у Субъекта есть качества, умения, способности, которые Проблеме все еще трудно обесценить? Каким образом Субъект сообщает проблеме, что не будет подчиняться?

г) Какие у Субъекта есть планы, цели и мечты, которые совсем не нравятся Проблеме, так как противоречат ее собственным планам на его счет?

д) Кто поддерживает Субъекта (родственники, друзья, знакомые, учителя, терапевты, группы людей и т.д., его внутренние союзники - например, Любознательность, мешающая Лени)? Как именно они заставляют Проблему отступить? Какую роль они играют в том, что Проблема отказывается от своих намерений и притязаний?

е) Какие у Субъекта есть способности, делающие его сильнее Проблемы и помогающие ему вытеснять ее даже с завоеванных территорий?

Третья часть

В этой части упражнения участники делятся полученным опытом. Если групп было несколько, то все объединяются и вначале говорят Репортеры, затем Субъекты, затем Проблемы. Если группа одна, то сначала говорит Субъект, потом все обмениваются комментариями.

Упражнение на деконструкцию 1

Выберите какую-либо сферу жизни или историю. Возьмите пять или более бумажек и напишите на них утверждения или стереотипные высказывания, доминирующие в вашей культуре (это могут быть и цитаты, и пословицы, и поговорки, и просто расхожие фразы и мнения), касающиеся этой сферы жизни. Сформулируйте какое-либо событие или историю вашей личной жизни из этой сферы. Теперь поочередно берите бумажки, читайте написанные на них утверждения и смотрите, как меняется смысл вашего события или ваша история в контексте этих утверждений (другими словами, попадая в эти интерпретативные рамки). Затем оцените, подходит вам такое осмысление события вашей жизни или нет.

Например, тема: различия между мужчинами и женщинами. Высказывания: мужчины - сильный пол, а женщины слабый; мы живем в мужском мире; женщины гораздо более эмоциональны и имеют более богатый эмоциональный мир, чем мужчины; мужчины ориентированы на обустройство мира, а женщины - на семью и отношения; мужчины любят свободу, а женщины - зависимость и пр.

Интереснее делать это упражнение в группах по три-шесть человек. Тогда каждый пишет по три бумажки, потом все они складываются в кучку, и затем первый человек называет событие, и последовательно тянет три бумажки, по очереди вписывая свой опыт в разные смысловые рамки, и наблюдая, как он от этого меняется. Затем второй человек делает то же самое и т.д.

Упражнение на деконструкцию 2

Это упражнение хорошо выполнять в группах по три-шесть человек. Один человек формулирует некую идею, установку, знание, жизненную практику, под влиянием которой он находится и которая в данный момент либо вызывает у него некое сомнение, либо не кажется такой однозначной, либо откровенно ему мешает, либо ему просто хотелось бы ее исследовать. После того как идея озвучена, он задает другим участникам вопрос: "Откуда я это узнал?". И они рассказывают ему о социальных практиках идеях, институтах, людях, народных мудростях и т.п., которые его мысль поддерживают.

Например, установка "Женщина не должна быть начальницей (на работе)". Поддерживающие ее идеи и практики таковы: женщина очень эмоциональна и не может принимать взвешенные решения с "холодной головой"; женщин-начальников действительно меньше, чем начальников-мужчин, это сложилось естественным образом, а значит, так правильней; начальник должен быть агрессивным и конкурентным, должен уметь отстаивать власть и свое дело на высоком уровне - это природные качества мужчин, а женщина будет несчастлива, выполняя такую несвойственную ей роль, и превратится в мужика в юбке; кстати, фраза "мужик в юбке" относимая к жестким, властным, самостоятельным женщинам, говорит сама за себя; "Мужчина - голова, а женщина - шея", то есть женщина, если и может руководить, то только исподволь, а не открыто, как начальник; еще Фрейд и Руссо говорили о пассивной, мазохистской природе женщины, а эти люди оказали влияние на всю нашу культуру; вожаки стаи, прайда и пр. - самцы, так уж заведено в природе и т.д.

Носитель идеи при этом просто слушает. Во второй части те же люди, с тем же энтузиазмом рассказывают альтернативные этой установке истории, то есть те социальные практики, истории, стереотипы и пр., которые не поддерживают эту идею. В данном случае вспоминают Клеопатру, Екатерину Вторую и Кандализу Райс; тот факт, что женщины с детства более ориентированы на отношения и более экспертны в них, а также имеют более развитые лингвистические способности, а значит, могут лучше управлять людьми, понимать что происходит, договариваться, делать рабочую атмосферу менее конфликтной и более продуктивной; вспоминают страны победившего феминизма, их парламенты и экономические успехи и пр.

Наконец, в третьей части упражнения носитель идеи делится своими впечатлениями, сообщает, как менялось его восприятие идеи в первой и во второй частях и что с ней произошло сейчас. Главное, что происходит в этом упражнении, как и в терапии, это не убеждение человека в правильности или неправильности его идеи, а именно деконструкция - вскрытие поддерживающих ее историй, осознание неабсолютности, условности этой идеи, открытие альтернативных историй, отделение человека от идеи и возникновение у него ощущения возможности выбора.

Упражнение на деконструкцию 3

Выполняется в группах по три человека. Роли распределяются следующим образом: один человек - носитель идеи (установки, убеждения), второй - сама эта идея, третий - интервьюер. Интервьюер несколько минут беседует с носителем идеи и помогает ему хорошо сформулировать ее название. Затем Носитель только слушает, а Интервьюер беседует с Идеей.

В первой части Идея рассказывает свою историю, Интервьюер спрашивает, когда она появилась, во всех ли культурах и во все ли времена присутствовала, кто ее породил, чьим интересам, в какое время служила - каким группам людей, социальным институтам и пр., каковы были ее функции в обществе, когда у нее бывали лучшие, а когда тяжелые времена, кто ее социальные союзники, а кто противники в мире людей и в мире идей и т.п.

Во второй части исследуются взаимоотношения Идеи с данным конкретным Носителем. Интервьюер спрашивает Идею (носитель по-прежнему молчит):

1) об истории взаимоотношений Идеи с Носителем: когда его встретила, как он к ней сначала отнесся, как развивались отношения;

2) о контекстуальных влияниях, то есть о том, в каких сферах жизни Идея доминирует, а какие от нее свободны; какие у нее планы - будет ли захватывать все сферы и как; действует ли она все время в течение дня или ее влияние зависит и окружения и настроения Носителя и пр.;

3) о последствиях влияния этого Убеждения на жизнь Носителя, то есть к чему практически приводит наличие у данного человека этой Идеи;

4) об отношениях этой Идей с другими практиками, установками, убеждениями, с которыми Носитель связан;

5) о том, какие методы убеждения использует данная Идея, чтобы объяснить Носителю, что она для него очень ценная.

В третьей части, если групп было несколько, все объединяются и по очереди своим опытом делятся Интервьюеры, затем Идеи, а затем Носители. Если группа одна, то обмен происходит внутри нее, начиная с Носителя.

В реальном психотерапевтическом процессе подобные вопросы задаются самому клиенту, реальная персонификация идеи не производится, но эффект такой же как и в упражнении.

Упражнение на уникальные эпизоды

Вспомните и сформулируйте уникальные эпизоды нескольких типов для какой-либо доминирующей истории вашей жизни. Укажите, к какому времени относятся эти эпизоды.

Например: Поступок: я сижу и читаю эту книжку, несмотря на то, что моя Лень крайне настойчиво убеждает меня включить телевизор (настоящее). Проблемно-насыщенной историей, из которой выбивается этот эпизод, будет "Я ленивый и не могу с этим справиться". Придумайте название для альтернативной истории, открывающейся благодаря этим эпизодам.

Вариант для работы в парах/группах: А формулирует уникальный эпизод, Б называет стоящую за ним проблемную историю, время и тип. Затем А и Б вместе придумывают возможные названия для альтернативной истории: "Я человек, способный преодолеть Лень" или "Я заинтересованный студент" и пр.

Подумайте или обсудите, что изменилось в вашей истории, как эти изменения могут повлиять на какие-либо другие сферы вашей жизни и другие истории, кто в вашем окружении заметит эти изменения, какой воздействие это может оказать на ваши взаимоотношения с другими.

Упражнение на историю проблемы и уникальный эпизод

Выполняется в группах по три человека. Роли: Интервьюер, Клиент, Проблема. Клиент формулирует тему или проблему, с которой ему хотелось бы поработать, и вместе с Интервьюером уточняет ее название. Когда название уточнено, Проблема записывает, как она называется. Далее Интервьюер беседует с клиентом по следующей схеме:

1) Выясняет историю развития проблемы, говоря при этом о ней в экстернализационном ключе. Вместе с Клиентом Интервьюер графически зарисовывает историю развития проблемы, при это выявляются уникальные эпизоды, то есть периоды, когда власть проблемы в той или иной форме ослабевала или когда ее вообще не было.

2) Интервьюер подробно расспрашивает клиента об уникальных эпизодах, задавая вопросы ландшафта действия и ландшафта идентичности, описанные выше.

На протяжении всей беседы Проблема молчит, слушает и записывает моменты, когда ей становилось особенно хорошо, что именно в текстах Клиента делало ее сильной и радовало, и наоборот, когда она чувствовала угрозу, когда ей становилось плохо.

После завершения беседы Интервьюера с Клиентом Проблема, пользуясь своими записями, рассказывает о своих ощущениях. Затем, если групп было несколько, все объединяются и по очереди своим опытом делятся Интервьюеры, Клиенты, Проблемы. Если группа одна, то обмен происходит внутри нее, начиная с Клиента.

Упражнение на деконструктивное восприятие и зарождение альтернативной истории с помощью исследования уникальных эпизодов.

Потренируйтесь в деконструктивном восприятии текста и создании альтернативных историй с помощью описанных выше типов вопросов на основе какой-нибудь хорошо известной вам сказки или другой истории.

Например, представьте, что к вам на прием пришел небритый и усталый Колобок, через несколько лет после памятной встречи с лисой. Это событие глубоко потрясло его и дало начало развитию новой истории, которая на данный момент является доминирующей и проблемно-насыщенной. Колобок рассказывает вам, что его проблема в том, что окружающие постоянно стремятся поглотить его, лишив воли и индивидуальности. И им это удается. Он чувствует себя потерянным, неспособным сопротивляться многочисленным влияниям, да в общем-то, он и не знает, нужно ли им сопротивляться.

Теперь задайте Колобку вопросы, ориентированные на выявление уникальных эпизодов. Чередуйте вопросы ландшафтов действия, смысла и вопросы предпочтения.

Всегда ли Колобок чувствовал себя потерянным? Всем ли встреченным персонажам удавалось его "съесть"? Когда он ушел от волка, каким колобком он себе виделся? Это ощущение, что он свободен и независим, соответствует ли в точности тому, как он хотел бы себя чувствовать или каким себя видеть (в зависимости от терминологии Колобка)? И.т.д. Придумайте как можно больше вопросов.

Когда будете придумывать вопросы, у вас, скорее всего, возникнет множество собственных интерпретаций истории Колобка. Эти интерпретации будут порождены огромным объемом профессиональных знаний и всем многообразием вашей личной истории. Например, у вас может актуализироваться интерпретативная модель Мюррея Боуэна, и вы мгновенно увидите, что Колобок низкодифференцирован и до эпизода с Лисой просто иллюзорно "решал" проблему эмоционального слияния путем бегства (разрывов).

Обнаружив эту мысль, посмотрите на нее и дайте пройти мимо. Вспомните, что вы сейчас в позиции нарративного терапевта, а она предполагает, что Колобок, а не вы является экспертом по истории Колобка. Классифицировав Колобка и начав относиться к нему в соответствии с лейблом "низкоцифференцированный", вы занимаете место эксперта, патологизируете Колобка и вносите в психотерпевтический процесс существенные ограничения .

Заключение

Обучение постмодернистским подходам в психотерапии открывает перед нами множество дилемм. Например, как мы можем учить нарративной практике, обходя при этом модернистскую традицию обучения, согласно которой знание учителя "лучше" знания ученика? Или, если постмодернизм критикует идею "нормы", как нам оценивать прогресс в обучении у студентов? Как нам оценить компетентность в этике - ведь это один из ключевых пунктов в работе нарративного терапевта. Пока эти дилеммы остаются поводом для размышления и поиска практических решений. Однако их наличие не мешает и не должно мешать людям, интересующимся этим подходом, обмениваться опытом и делиться знаниями.

Нарративная практика становится все более популярной во всем мире и привлекает она, прежде всего своей гармоничной для современности этикой и сотрудничающей, уважительной позицией терапевта. Работа в этом подходе подойдет тем, чьи личные предпочтения совпадают с нарративной этикой и кто готов к встрече с уникальным и непредсказуемым в своей ежедневной практике.

Примечания

18) Maturana, H.R., & Varela, F.J. (1987). The tree of knowledge: The biological roots of human understanding. Boston: Shambhala. p. 34.

19) Maturana, Humberto R. The Nature of time. November 27, 1995. http://www.inteco.cl/biology/nature.htm - Chilean School of Biology of Cognition // The Web Page of Humberto Maturana.

20) von Glasersfeld, E. (1984). An introduction to radical constructivism. In P. Watzlawick (Ed.), The invented reality (pp. 17-40). New York: Norton.

21) Вацлавик : "...Мы имеем дело с, казалось бы, само собой разумеющимся допущением, что существует некая действительная, объективная, независимая от человека реальность, которую нормальный человек осознает яснее, чем так называемый душевно больной. Идея такой реальности стала в философском отношении несостоятельной уже со времен Д. Юма и И. Канта; в научном же отношении несостоятельной она является с тех пор, когда стало утверждаться мнение о том, что задачей науки не может быть поиск и обнаружение неких окончательных истин.

Насколько мне известно, допущение "реальной" реальности сохранилось лишь в психиатрии. В этой связи было бы полезно провести фундаментальное различие между двумя аспектами действительности, которое достаточно ярко выявляется на простом, часто приводимом примере. Физические свойства золота известны с давних пор, и совершенно невероятно, чтобы они (так же, как многочисленные другие естественнонаучные факты, установленные экспериментальным путем) были подвергнуты сомнению в результате новых исследований, либо существенно обогатились благодаря последующим фундаментальным открытиям. В данном случае, если два человека имеют разные мнения относительно его физических свойств, то привести естественнонаучные доказательства тому, что один из них прав, а другой - нет, относительно просто. Эти свойства золота мы называем действительностью первого порядка (дабы несколько упростить картину, мы оставляем без внимания тот факт, что, как об этом говорит Х. фон Ферстер в своем докладе, и этот аспект реальности является результатом фантастически сложного процесса конструирования действительности на нейрофизиологическом уровне, что обязательно предлагает наличие одной и той же языковой и семантической среды). Помимо этого, совершенно очевидно, в отношении золота существует действительность второго порядка, а именно - его стоимость. Эта последняя не имеет ничего общего с физическими свойствами металла, а представляет собой допускаемую человеком условность. Общепризнано, что и эта реальность золота является, в свою очередь, результатом взаимодействия других факторов, таких как, например, соотношение предложения и спроса или последние высказывания Аятоллы Хомейни. Все эти факторы объединяет то, что они являются человеческими конструкциями, но никак не отражением независимой истины.

Таким образом, так называемая действительность, с которой мы имеем дело в психиатрии, является действительностью второго порядка, и конструируется путем приписывания смыслов, значений или ценностей соответствующей действительности первого порядка. Различие между двумя упомянутыми действительностями хорошо выявляется в известном шуточном вопросе о различии между оптимистом и пессимистом: оптимист - как гласит ответ - о начатой бутылке вина скажет, что она наполовину полная , пессимист же - что она наполовину пустая . При одной и той же действительности первого порядка налицо две принципиально разные действительности второго порядка" (цит. по: Вацлавик, 2001).

22) У Виктора Пелевина есть отличная иллюстрация к этой практике - рассказ "Зигмунд в кафе".

23) Точно так же во время прогулки в горах нам было бы странно услышать от представителя племени (не помню какого), что вот, мол, камнит. Для нас бы падали камни. Если мы представим, что эти камни наделены сознанием и пришли из разных культур, подобных, скажем, нашей и этого племени, то одни из них с детства слышали, что им предстоит камнить, в то время как другие готовились падать.

Представим теперь, что камень из общества падающих камней пришел к психотерапевту, выходцу из племени камнящих (этот психотерапевт скорее всего называл бы себя "психотерапевтирующий"), с проблемой страха падения....

"Какого такого падения?" - подумал бы модернистский психотерапевтирующий, уже в этот момент радостно предвидя, что этот пациент к нему надолго и за то время, пока они будут прогулочным шагом идти к камнящей реальности, он, терапевт, вероятно, успеет довести эту реальность до правильного состояния, в котором он всем известен, как первооткрыватель "синдрома "страха падения" у камнящих".

"Ага! Значит, падения!" - подумал бы модернистский психотерапевтирующий, читавший на втором курсе работы предыдущего психотерапевтирующего, уже в этот момент обреченно предвидя, что этот пациент наверняка упорно будет называть его психотерапевтом, несмотря на то, что неотделимость действия от агента действия давным-давно научно доказана и нормальному пациенту совершенно очевидна.

"Ого! - подумал бы постмодернистский психотерапевтирующий (долгие годы с большим интересом пытавшийся понять всех тех, кто называл его психотерапевтом, ухогорлоносом и летчиком-испытателем). - Он говорит, что у него есть такая проблема - страх падения. Очень, очень интересно!" Вслух: "Вы, знаете, в культуре, в которой я вырос, не было даже такого слова "падение"... Некоторые нарративные терапевты, и я в том числе, полагают, что... Еще мама часто говорила мне в детстве... Я бы хотел постараться понять... Представьте, что прошел год и Вы уже "с тихим достоинством ждете падения и не слышите страха", это будет для вас хорошее состояние?.. Кто первым заметит, что вы больше не слышите страха?.. Были ли когда-то в прошлом случаи, когда Вам удавалось договориться с этим Страхом падения, чтобы он на какое-то время замолчал?" (Думает: "Потрясающе! Потрясающе интересно! Сколько в мире всего уникального и непознаваемого! Вот процесс психотерапии, например...")

24) "Возьмем, например, идею лечения беседой, которая неслучайно промелькнула в начале нашего рассуждения о нарративной терапии. Эти два слова могли бы ухватить некую суть того, что такое "терапия". Они предполагают, в них имплицитно содержится, что у кого-то есть проблема и эту проблему надо излечить. Терапевт, таким образом, подобен доктору, который может диагностировать, что именно должно быть вылечено. Доктора обучены быть экспертами в решении этой задачи. Когда доктор находит, в чем действительно проблема, он может, как эксперт, дать определение того, "что здесь на самом деле происходит", и на основе этого предпринять ряд действий, которые все приведут в порядок. И таким образом тот, у кого была проблема, больше ее иметь не будет, так как все было приведено в порядок, стало правильным, и человек теперь может жить немного лучше, по крайней мере, в течение какого-то определенного времени. Вот такая карикатура на модернистский взгляд на язык и практику...

Озвучивая постмодернистский подход, мы могли бы здесь задать такие вопросы: кто определяет, что значит в порядке и не в порядке, что правильно, а что неправильно? Какой эффект это производит на человека, когда ему говорят, что он должен подчиниться экспертизе другого? На каких основаниях, с какой стати один человек имеет право на то, чтобы его знания рассматривались как более серьезные/лучшие, чем чьи-то еще? Язык действует в согласии с научным методом так, что это приближает нас к контакту с подлинными фактами природы, с истинным положением вещей? Или язык более конструктивистская вещь и сам создает и поддерживает некоторые проблемы?" (Jenny Pinkus, August 1996).

25) Автор: Michael White. Предоставлено Натальей Савельевой, психологом, преподавателем психологии ГУУ, по материалам 5th International Narrative Therapy & Community Work Conference in July"2003 (Liverpool, UK).

26) В 1973 г. американский психолог Д. Розенхэн опубликовал свои сенсационные исследования под заголовком "Здоровый в окружении больных" ("On being sane in insane places "). Эта работа представляет собой отчетный доклад одного исследовательского проекта, согласно которому Д. Розенхэн и некоторые его сотрудники были добровольно помещены в психиатрическую больницу на том основании, что они якобы слышат голоса и хотят пройти курс психиатрического лечения. Однако сразу же, как только их приняли на излечение, они заявили, что больше никаких голосов не слышат, и с этого момента стали вести себя так, как если бы оставались нормальными людьми за пределами психиатрической клиники. Срок их "излечения" длился от 7 до 52 дней, и все они были выписаны с диагнозом "шизофрения в стадии ремиссии". Ни один из них не был разоблачен в качестве псевдопациента; более того, любые особенности их поведения рассматривались как свидетельства, подтверждающие правильность диагноза. Вместо того чтобы ориентироваться по фактам наблюдений, поставленный диагноз породил некую "действительность" sui generis , которая, в свою очередь, оправдывала и делала необходимыми применяемые клинические меры. В качестве особого курьеза следует упомянуть о том обстоятельстве, что единственными, кто не принимал участия в конструировании данной реальности, были многие "реальные" пациенты: "Ты не сумасшедший, ты - журналист или профессор" - такие и подобные им высказывания приходилось слышать довольно часто, причем иногда в резкой форме (Вацлавик, 2001).

Литература:

1. Будинайте Г.Л. Классическая системная семейная терапия и постклассические направления: свобода выбора // , 2001, № 3.

2. Вацлавик П. Конструктивизм и психотерапия // Вопросы психологии , 2001, № 5.

3. Жорняк Е.С. Нарративная психотерапия: от дебатов к диалогу // Московский психотерапевтический журнал , 2001, № 3.

4. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм . М., 1996.

5. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.

6. Ильин И.П. Постмодернизм: словарь терминов . М., 2001.

7. Кузнецов С. Лекции по культурологии . М.: РГГУ, 1995.

8. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант . М., 1994.

9. Семейная психотерапия., С.-П., 2000.

10. Современная западная философия. Словарь . М., 1991.

11. Фридман Дж., Комбс Дж. Конструирование иных реальностей: Истории и рассказы как терапия. М.: Независимая фирма "Класс", 2001.

12. Эко У. Заметки на полях "Имени розы" // Имя Розы. М., 1994.

13. Botella, L. (1997). Personal Construct Psychology, Constructivism, and Postmodern Thought.

14. Combs, G. & Freedman, J. (2002). Narrative therapy with couples… and a whole lot more! A collection of papers, essays and exercises

15. Deconstructing Psychotherapy . (1999). Edited by Ian Parker. Sage Publications Ltd. London. Thousand Oaks. Delhi.

16. Gleick, J. (1987). Chaos . New York: Viking.

17. Hart, B. Re-authoring the stories we work by: Situating the narrative approach in the presence of the family of therapists. // Australian and New Zealand Journal of Family Therapy , 1995, vol. 16, No. 4, pp. 181-189.

18. Morgan, A. (2000) What is narrative therapy? An easy-to-read introduction . Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia.

19. Shotter, J. (1990) Toward a third revolution in psychology: from inner mental representations to dialogical social practices. // First draft of chapter for David Bakhurst and Stuart Shanker (Eds.) Culture, Language, Self: the Philosophical Psychology of Jerome Bruner , Sage Publications, London.

20. VanderVen, K. (1998). Play, Proteus, and Paradox: Education for a Chaotic and Supersymmetric World. // Play from birth to twelve and beyond: Contexts, Perspectives, and Meanings. Garland Publishing, Inc., NY & London.

21. White, M., & Epston, D. (1990). Narrative means to therapeutic ends . New York: Norton.

22. White, M. (2000) Reflections on narrative practice: essays and interviews . Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia

23. White, M. (1989) "The process of questioning: A therapy of literary merit." In The Selected Papers of Michael White . Dulwich Centre Publications, Adelaide.

24. White, Michael. (1995) Re-Authoring Lives: Interviews and Essays . Adelaide: Dulwich Centre Publications.

НАРРАТИВНЫЙ ПОДХОД В КОНСУЛЬТИРОВАНИИ

Ориентировочная карта понимания

Выполнил: магистрант 2 курса 244 группы

Дедков Иван

ОСНОВНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ

https://pandia.ru/text/80/194/images/image005_39.jpg" alt="дарья кутузова.jpg" width="172 height=218" height="218">Авторство" href="/text/category/avtorstvo/" rel="bookmark">авторства » самому человеку. Он осознает себя потенциальным автором собственных историй и получает возможность выбирать, какие истории он хотел бы проживать

Идентичность не дана человеку как нечто готовое, но постоянно созидается в деятельности и общении, пересматривается, и человек может поставить перед собой задачу сформировать определенную идентичность - ив этом контексте она превращается в его проект, в его произведение.

Основные понятия

Нарративная терапия – беседа, в процессе которой люди "перерассказывают", то есть рассказывают по новому, истории своей жизни.

Нарративная практика – это стремление найти уважительный, необвиняющий подход к консультированию и работе с сообществами, где люди рассматриваются как эксперты собственной жизни и проблемы отделяются от людей.

-«идентичность » -заранее данное свойство, «самовосприятие», «самоотношение». идентичность формируется в определенной совместной деятельности людей: люди осуществляют «перформанс» (отыгрывание, воплощение, исполнение) важных для них смыслов перед аудиторией свидетелей, дающих отклик. Получение отклика на собственное предъявление смысла подтверждает подлинность этого смысла (что может обозначаться термином «аутентикация» ).

-«заявление » - заключения об идентичности начинаются как некие заявления, социально сконструированные, и именно социальное подтверждение этих заявлений придает им статус истинности. В контексте социального подтверждения заявлениям об идентичности приписывается статус истинности, и он оказывает существенное влияние на жизнь людей и отклик других на их действия.

-«резонанс » - во-первых, пересказы в рамках церемонии признания самоопределения. Во - вторых, описание личностных резонансов, которые переживает внешний свидетель. Эти резонансы возникают как отклик на выражения людей.

Позиция нарративного терапевта

«Децентрированность » терапевта означает, что он не является автором мнения и позиции человека по поводу проблем и сложностей в его жизни. Однако он оказывает влияние на происходящее, задавая вопросы, которые дают людям возможность сформулировать свою собственную позицию по отношению к проблемам и высказать то, что лежит в ее основе.

В нарративной теории отсутствует идея "нормы" и знания о том, каким человек или его отношения должны быть. Сам человек выступает автором своей истории и экспертом в своей жизни, только он может решить, что для него предпочтительно

Цель терапевта - создать пространство для развития альтернативных, предпочитаемых историй для того, чтобы человек почувствовал себя способным влиять на собственную жизнь, в большей степени автором предпочитаемой истории своей жизни и стал бы воплощать ее, привлекая и объединяя «своих» людей в сообщество заботы и поддержки.

Основная форма работы - пересочинение истории , (вос)создание авторской позиции (re-authoring) посредством вопросов, направленных на развитие «хорошей» истории.

Любой человек или группа людей может обращаться к нарративным практикам для разрешения своих сложностей. Нарративные методы широко применяются и в работе с очень маленькими детьми, при этом терапевт может использовать игрушки или рисунки. Богат опыт нарративной помощи людям, которым в нашем обществе присваиваются психиатрические диагнозы.

Приемы нарративной психологии

Экстернализация - вынесение проблемы вовне: проблема становится антагонистом ; исследуется влияние проблемы на человека и влияние человека на проблему; человек определяет свою позицию по отношению к проблеме и осознает, почему эта позиция такова.

Деконструкция – при этом осознается, исследуется и опротестовывается попытка других людей и сообществ быть автором истории данного человека; исследуется контекст возникновения дискурсивных предписаний, отношения власти, в т. ч. то, кому выгодно существование подобных предписаний.

Восстановление участия (re-membering) - привлекаются другие люди и персонажи, дающие дополнительную точку зрения на человека и его историю, чтобы создать сообщество поддержки для предпочитаемой истории. Исследуется роль человека в их жизни и их миссии.

Работа с внешними свидетелями - церемония признания самоопределения, соприкосновение жизней общими темами - слушателей истории расспрашивают о том, что у них отозвалось, какой образ протагониста, его ценностей, намерений и умений создался; почему их привлекли именно эти слова и выражения, какой их личный опыт откликается; чему их учит эта история, на что она их сподвигает.

Создание летописей, памяток и грамот – использование письменного слова как культурного орудия.

Развитие сообществ (в т. ч. виртуальных) и работа с сообществами. Организация виртуальных сообществ («лиг») помогает аккумулировать знания и опыт преодоления тяжелых проблем и их последствий, а также освобождает терапевта от бремени экспертного знания.

ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ НАРРАТИВНОГО ПОДХОДА

Индивидуальное консультирование

Работа с семьями

Работа в школах

Работа при проведении примирительных программ между подростками и взрослыми

При реабилитационной работе с пострадавшими от различных форм насилия

При работе в экстремальных ситуациях

НАРРАТИВНЫЙ ПОДХОД В ОБРАЗОВАНИИ

Психолог по отношению к школьнику занимает позиции «наивности» и «произвольного невежества».

1. Нарративная медиация, работа со школьными конфликтами (Джон Уинслейд, Джеральд Монк).

2. Работа с немотивированными подростками (Вячеслав Москвичев).

3. "Интервьюирование проблемы" с подростками, работа в сообществах поддержки, групповое консультирование с учителями (дискурс дефицитарности) работа с репутациями (Дарья Кутузова).

4. Работа психолога в школьной консультации ().

5. Применение идей М. Уайта в работе с детьми с СДВГ.

НАРРАТИВНАЯ ТЕРАПИЯ В ОБРАЗОВАНИИ (Дарья Кутузова)

ü Применение нарративного подхода в школьном контексте и в детском саду. Работа с репутациями. В течение первого года нахождения в коллективе у ребенка складывается определенная репутация, которая в дальнейшем задает отношение к нему как воспитателей и учителей, так и других детей. Если репутация плохая, она зачастую загораживает, не дает увидеть школьника как интересного, многогранного человека. Существуют возможности "переписать" репутацию.

ü Проведение занятий на основе «Интервьюирования проблемы».

ü Деконструкция – исследование социальных контекстов поддерживающих проблему и противостоящих существованию проблемы. А также работа с влиянием различных социальных идей и стереотипов о детях, образовании, учителях и родителях на родителей, детей, работниках образования и консультанта.

ü Дискурс дефицитарности. Исследование влияний "стандарта нормальности" на детей, учителей и родителей и их способности решать проблемы. Поиски более эффективных, основанных на акцентировании уникальных и нестандартных способностей способов справляться со сложностями.

ü Создание сообществ поддержки для новых предпочтительных историй в школе и в детском саду.

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ СООБЩЕСТВА

· Центр нарративной психологии и практики в г. Москве, организованного Натальей Савельевой, Екатериной Жорняк и Екатериной Дайчик

· Далвич-центр, созданного Майклом Уайтом, основателем нарративного подхода, и его женой Шерил Уайт

· Институт нарративной терапии (Англия), проводит программы подготовки нарративных терапевтов, объединяет ведущих практиков Англии, двое из которых – Сара Уолтер и Хью Фокс уже побывали в России.

· Эванстонский центр семейной терапии, созданный Джилл Фридман и Джимом Комбсом, авторами первой книги по нарративной терапии, изданной на русском языке :
Центр «Нарративные практики Аделаиды», организованного Майклом Уайтом вместе с Шоной Рассел и Мегги Кери в 2008 году

Список используемой литературы:

1. Карты нарративной практики: Введение в нарративную терапию. М., 2010.

2. Материалы ресурса под редакцией Д. Кутузовой https://narrlibrus. /2009/03/11/what-is-narrative/

3. Нарративная терапия: от дебатов к диалогу.// Московский психотерапевтический журнал. 2001. №3.

4. Нарративный подход в работе психолога образования (продолжение) // Вестник практической психологии образования. 2007. № 3.

5. Нарративный подход в работе психолога образования (продолжение) // Вестник практической психологии образования. 2007. № 4.

6. Теория Нарративная психотерапия. // Журнал практической психологии и психоанализа. 2005. №4.

- Расскажите подробнее о том, что такое нарративный подход.

- Он базируется на идее, что мы осваиваем свой жизненный опыт с помощью историй. Поскольку люди не в состоянии запомнить абсолютно все, что происходит с ними, они выстраивают логические цепочки между отдельными событиями и ощущениями. И эти последовательности становятся историями.

Мы не рождаемся с этими историями. Они конструируются в социальном и политическом контексте. Мы не рождаемся в вакууме, свободные от мнений о том, что должен собой представлять «нормальный» человек. Более того, и тут есть нюансы: «белого человека» в Австралии судят согласно одним нормам, людей других культур и рас, даже если они тоже австралийцы, - уже по другим. Мы исследуем эти культурные истории, дискурсы. Способность видеть частные истории в широком контексте - это и есть фундамент нарративной практики.

- Как вы работаете с этими историями?

- Все используют их для осмысления собственного опыта. И часто случается, что люди, которые приходят к нам на терапию, осмысляют свой опыт через призму именно проблемных историй. Это заметно в том, что они говорят о себе, в повторяющихся травмах. «Я плохой», «я безнадежный», «я ужасный человек» - подобные выводы действительно могут завладеть сознанием. Они становятся как будто лупой, через которую люди смотрят на мир. Фокусировка в восприятии настоящего происходит только на определенных вещах. Тех, что соответствуют травмирующей истории. Ничего другого в своем опыте они увидеть просто не могут.

Нарративный подход позволяет отделить контекст и увидеть эти истории не как определяющие, а как ситуативные. Он учит искать под проблемной другие истории, спрятанные. Мы называем их альтернативными или предпочитаемыми. Когда они находятся, то травмирующие истории, определявшие жизнь, ведущие в неправильном направлении, растворяются и уходят.

- Можете привести конкретный пример?

- В Австралии я много работаю с женщинами и детьми, пережившими опыт насилия в семье. Я расскажу историю про женщину по имени Лайза. Мы встретились, когда ей было чуть меньше тридцати и она одна воспитывала двоих детей 4 и 6 лет. Примерно за год до этого Лайза ушла от мужа. Была в тревоге и депрессии. Страдала от социальной изоляции - не поддерживала связь с родственниками, не имела друзей.

Лайза считала себя плохой матерью, несмотря на то что очень любила детей и заботилась о них. Например, водила дочь на подготовку к школе. Кроме того, она думала, что окружающие ее осуждают. Она хотела пойти учиться, чтобы получить профессию. Но при этом не могла решиться позвонить и записаться на курсы. «Я не могу, у меня не получится», - говорил ее внутренний голос.

Так бывает часто: женщины пораженчески верят, что они не в силах ничего изменить

Мы смогли отделить этот голос, когда начали анализировать опыт проживания всего, что происходило с Лайзой. В нарративной терапии это называется экстернализацией. И я стала спрашивать: как долго этот голос живет в ее голове? когда он зазвучал впервые? что тогда с ней происходило? Мои вопросы должны были сделать очевидной разницу между реальной жизнью Лайзы и тем, как она себе ее представляла.

Стало понятно, что Лайза слышит этот голос долго. Он был голосом семьи: Лайза, единственная девочка в семье, росла среди многочисленных братьев. И постоянно слышала, что мальчики лучше и только мужчины достойны уважения. Кроме того, девочка регулярно подвергалась насилию со стороны родного дяди. И боялась огласки, поскольку дядя повторял, что люди непременно осудят ее, если узнают, что происходит.

Мы постепенно делали этот механизм видимым: показывали, как голос мешает ей делать для своих детей то, что она хочет. Лайза ощущала себя плохой матерью еще из-за того, что бывший муж жестоко обращался с детьми. Хорошая мать, считала она, не допустила бы подобного. По сути, она брала на себя ответственность за насилие, которое причинял ее партнер! И это, конечно, было болезненно. Так бывает часто: женщины пораженчески верят, что они не в силах ничего изменить.

Конечно, Лайза боялась и последствий развода для детей. Ее тревога была понятна: у одиноких матерей куда меньше денег. Материальное положение семьи ухудшилось, и голос постоянно напоминал об этом. И Лайза влезала в долги, покупая детям рождественские подарки… Просто чтобы заглушить этот голос. Нам понадобилось много времени, чтобы она поняла, что это просто голос, а не истина в последней инстанции.

- Как вам удалось ей помочь?

- Исследуя проблему, я пыталась найти самый крошечный намек на альтернативную историю, за который можно было бы зацепиться. Лайза была очень одинокой. Но все же была одна женщина, Бренда, с которой она подружилась. Мы стали развивать эту историю: как она решилась открыться другому человеку и начать ходить в гости? Как вообще мы делаем то, что может быть потом рассмотрено как полезные навыки? Здесь большой простор для размышления. Согласно подходу, нужно искать то, что для человека значимо, что он ценит, на что надеется и чего хочет. Понять его устремления. К чему стремилась Лайза, заводя эту дружбу?

Вспомним, что она отдала дочь в сад, хотя психологически ей далось это нелегко. Это был пример сопротивления внутреннему голосу. И я стала выяснять подробности. Оказалось, что Лайза позвонила Бренде, и та в разговоре напомнила ей про шарф, подаренный любимой тетей. Бренда знала, что Лайза иногда надевает его - как защиту, талисман. Лайза повязала утром шарф и подумала, как это важно - отдать дочь учиться. Так нашлась история о том, что Лайза хочет, чтобы у дочери были друзья-одноклассники, какое-то занятие. Чтобы ей нравилось быть собой. Отклики этого обнаружились потом в жизни самой Лайзы: когда ей было восемь, ее взяла под крыло учительница в воскресной школе.

Я спросила, что надо делать с ребенком, если ты хочешь, чтобы он так себя ощущал. И Лайза стала приводить трогательные примеры, такие кусочки каждодневных историй - например, как вечером она по очереди проводит время с каждым ребенком, а каждое воскресенье они идут куда-то втроем, но куда - решают дети.

Лайза начала ценить свои материнские усилия не сразу. Мы вели с ней длинные разговоры на протяжении долгого времени. Но в итоге она стала более успешной как мать и смогла никогда больше не допускать в своей жизни насилия. Когда она жила с Джимом, внутренний голос был очень громким, потому что он совпадал с голосом самого Джима: «Даже не пытайся уйти от меня, потому что опека заберет детей. Ты плохая мать». И только когда нашлась и стала развиваться другая история, Лайза начала понимать, почему предыдущая была такой могущественной, не будучи при этом правдивой.

Проблемная история ломается, трещит по швам, теряет власть над человеком, когда тот понимает, что это все неправда. Представляет «это» как голос или как что-то отдельное от него. Поскольку часто травмы уходят корнями глубоко в прошлое, нужно время для победы над ними. А для этого важно узнать как можно больше деталей предпочитаемых историй, чтобы сделать их различимыми в человеческом опыте.

- Я знаю, что вы можете объяснить, как работает нарративный подход, и с точки зрения нейробиологии.

- Действительно, я увлекаюсь этой наукой и имею представление о том, как работает мозг, в том числе в контексте памяти. Когда мы создаем новые истории, образуются новые связи между нейронами. «Зависать» в положительных историях полезно: чем больше люди опираются на предпочитаемые истории, тем быстрее соответствующие нейронные цепочки в мозгу становятся магистральными. И уже не нужно возвращаться к травме. Можно жить той жизнью, которой хочется.

Истории ведь живут не только на сознательном уровне. Они живут и в теле. Когда мы слышим неприятный внутренний голос, это тяжелое и болезненное ощущение. Любое насилие, в том числе эмоциональное, причиняет боль, которая остается в теле.

В процессе эволюции мы выработали умение очень быстро реагировать на опасность. Если навстречу бежит тигр, мы обычно не начинаем думать, что делать. Наш ответ автоматизирован. Выплеск адреналина и кортизола - и мы готовы убегать или драться. Или замереть - это тоже хороший вариант, если атакующий сильнее. То же самое происходит в результате травмы или насилия - автоматический ответ. Всем знакомы эти телесные ощущения: сердце бьется быстрее, дыхание становится коротким и прерывистым, желудок сводит.

К чему это приводит? К тому, что люди, которые прошли через травму, способны снова и снова испытывать эти ощущения под воздействием триггера. Триггером может оказаться что угодно - место, голос, запах. И человека отбрасывает в момент травмы. Вырабатываются те же гормоны, и, хотя реальной опасности нет, ощущения такие же. Это может быть источником настоящего стресса. Предпочитаемые истории превращают боль в слова, помогают ее вербализировать, понять, что она значит.

- А что она значит?

- Боль говорит о том, что какое-то ценное представление о жизни было сломано, нарушено, предано. Вот, например, человек плачет каждый день на протяжении двадцати лет. Друзья говорят: слушай, возьми себя в руки. Налаживай свою жизнь. А он чувствует себя раненым и беспомощным. Как будто с ним что-то не так. Из-за этой автоматической реакции. А это происходит, потому что его боль не была вербализирована, он не нашел для нее слова. Она скрыта, не отрефлексирована, сидит в теле как заноза. И тут начинается наша работа.

Нужно разбираться, о чем говорят эти слезы, какая за ними история. Что важное для себя и потерянное человек оплакивает? Допустим, человек страдает из-за того, что была предана ценность справедливости. «Так нечестно, я был всего лишь ребенком». Теперь можно строить историю. Можем поинтересоваться: что справедливость значит для тебя? это всегда было для тебя важно? кто еще знал об этом и поддерживал? Так мы «вытаскиваем занозу». Боль имеет значение, она не бессмысленна. И история постепенно проявляется, оформляется в слова, перемещается в сознание и уже не может свободно разгуливать по телу в ожидании, пока очередной триггер ее не активизирует. Для нее найдены слова, и значит, над ней гораздо больше контроля. Вот что значит осмыслить свой опыт.

Управлять своей жизнью могут сами люди, а не их проблемные истории. Но чтобы обрести контроль над жизнью, нужно знать, какие шаги сделать

- Кто угодно может облечь свои травмы в слова?

- Да. В конечном итоге подход апеллирует к человеческой свободе воли. Управлять своей жизнью могут сами люди, а не их проблемные истории. Но чтобы обрести контроль над жизнью, нужно знать, какие шаги сделать. Каждый может отрефлексировать свой опыт во всей его многогранности - не только травмы и боль. На плохую историю всегда найдется хорошая. Люди сопротивляются травмам. Им не нравится то, что происходит. А мы облекаем протест в слова. Просто разговаривая, каждый день, год за годом, придаем травматичному опыту совсем другое значение. Что, например, идея справедливости так важна для меня, что я не откажусь от нее. Эта борьба становится показателем силы, а не слабости.

- Какие самые частые последствия травматичного опыта?

Люди винят себя. Они себя ненавидят. Они перестают ценить себя и вообще что-либо. Это происходит очень часто. Травматический опыт уничтожает ценностный ряд человека. Возможность рефлексировать, размышлять о том, что я хочу, что я ценю, - это очень хрупко. Когда мы впервые встречаем людей с травматическим опытом, мы видим, что в них очень мало искры, мало предпосылок для предпочитаемых историй. Слаба связь с тем, что им дорого. И это часто приводит к изоляции. Люди чувствуют себя неспособными устанавливать связи с другими, потому что они не могут установить связь с собой, со своими ценностями и принципами. И нужно аккуратно возвращать им такую возможность.

- Как вы сами начали практиковать в нарративном подходе?

- Я изучала в университете психологию, но в начале 70-х это было ужасно: сплошной бихевиоризм, ничего про людей. Так что, когда я узнала про нарративные практики, я очень обрадовалась. Хотя встреча с Майклом Уайтом была абсолютно случайной. Это произошло 25 лет назад, и с тех пор я занимаюсь нарративной терапией. Постоянно путешествую. Я много времени провела в Скандинавии, в Индии (в Мумбае целое комьюнити), в Мексике и Чили.

Трудно сказать, где людям живется тяжелее. В Мексике коррупция и наркотрафик, и с людьми происходят ужасные вещи. В Индии много нищеты. Как вообще выживать и находить в жизни смысл? В Скандинавии другая история - нужно быть успешным, развиваться, двигаться куда-то, расти. Это тоже может приводить к изоляции и отчаянию. Очень интересно наблюдать за тем, как люди отвечают на жизненные вызовы в разных контекстах. Но везде очень важны истории. Контексты разные, но истории у всех одни - про желания, ценности, мечты. И проблемы тоже одинаковые. Так что на этом уровне все люди похожи, и устанавливать связи легко.

УДК 81’25

ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ НАРРАТИВА

М.В. Репьевская

APPROACHES TO NARRATIVE INVESTIGATION

M.V. Repyevskaya

Существует большое разнообразие подходов как к изучению, так и к определению нарратива, что является свидетельством многогранности данного понятия. Увеличение числа междисциплинарных исследований нарратива позволяет нам говорить о новом парадигмальном направлении, которое зарубежные ученые называют «поворотом к нарративу» (narrative turn). Для того чтобы понять, чем обусловлена значимость нарратива для многих современных научных дисциплин, необходим краткий экскурс в историю нарративных исследований.

Ключевые слова нарратив, повествование, подход, поворот к нарративу, нарративный текст.

There exist a great variety of approaches to narrative, its notion and development. Literature analysis shows the rise of interest to this phenomenon in different spheres. Thus, scholars introduce a new approach that is named «narrative turn». To understand and analyze the importance of narrative for different subjects, a brief historical review of the origin of this term is necessary as well as theoretical survey of the notion.

Keywords: narrative, narration, approach, narrative turn, narrative text.

В русском языке слово «нарратив» является заимствованным и происходит от латинского narrare - рассказывать, являясь родственным латинскому gnarus - знать. Таким образом, уже в самой этимологии этого понятия зафиксирована идея перевода имеющегося «знания» в «рассказывание». Рассказывая, человек не только прослеживает последовательность событий, но и интерпретирует, познает окружающую действительность и самого себя.

Как свидетельствует проведенный анализ литературы, последние пятнадцать - двадцать лет отмечены интенсивными исследованиями нарратива в самых разнообразных научных дисциплинах, следовательно - основной доминантой современных исследований нарратива является междисциплинарность, а сам нарратив рассматривается в качестве связующего компонента разных отраслей научного знания.

В нашей работе мы рассматриваем нарратив как повествование, вербальное представление ситуаций и событий, который характеризуется достаточно свободной формой изложения данных событий, не всегда соответствующей их реальной временной последовательности.

Репьевская Мария Владимировна, аспирант кафедры культуры речи и профессионального общения, Южно-Уральский государственный университет (г. Челябинск); научный руководитель -Е.В. Харченко, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой культуры речи и профессионального общения.

В связи с изменением научной парадигмы современного языкознания на смену системноструктурной и статичной парадигме приходит динамическая антропоцентрическая, функциональная, когнитивная. Активное изучение нарративных текстов, а также сложность самого объекта научного познания привели к формированию многочисленных теорий нарратива. В нарратологиче-ской теории выделяются структурный, коммуникативный и лингвокультурологический подходы к изучению нарратива.

В рамках традиционной нарратологии предприняты попытки поднять методы лингвистики выше уровня главного объекта лингвистического анализа предложения, распространив на повествование методы анализа лингвистического высказывания. Иначе говоря, грамматические методы анализа глагольных форм переносятся на нарратоло-гический анализ текстов.

Попытки объяснить пути развития различных форм знания через признание их нарративной природы рассматриваются при лингвокультурологическом подходе к исследованию повествований. С этой точки зрения нарратив является языковым знаком, хранящим, воспроизводящим и транслирующим культурные установки народа. Этимоло-

Maria V. Repyevskaya, post graduate student of Russian Culture and Professional Communication Department, South Ural State University (Chelyabinsk); Scientific adviser - E.V. Kharchenko, Doctor of Philology, Professor, Head of the Department of Russian Culture and Professional Communication.

Вестник ЮУрГУ, № 25, 2012

Репьевская М.В.

Подходы к изучению нарратива

гический анализ подтверждает эксплицитную фиксацию познавательной функции нарратива в значении слова. Такой подход позволяет осветить национальные образы и ментальности народов мира1, этнокультурные модели поведения, зафиксированные в том культурном наследии, которое представлено обширным пространством нарративных текстов. В рамках данного подхода предприняты попытки классификации типичных сюжетных ситуаций на основе поиска археосюжетной матрицы связывания событий в историю2, а также исследуются различные модификации базовой инфраструктуры протосюжетных схем, степень редуцированности или гипертрофированности мировой фабулы, обнаруживаемой в явной или скрытой форме в повествовательной схеме.

С позиций структурно-семантического подхода сделаны попытки охарактеризовать коммуникативную структуру нарративных текстов, построить типологию повествования с учетом многообразных способов выражения точек зрения нарратора и персонажей3.

Прагмалингвистический подход, суть которого состоит в освещении экстра- и интралингвисти-

ческих характеристик процесса наррации, к исследованию перформативного измерения нарративов открывает широкие перспективы в выявлении их воздействующего потенциала для формирования и продвижения идеологически целесообразных образов человека, культуры, языка, истории4.

Постоянно растущий интерес к возможности использования нарративных текстов в общекультурном пространстве и в области различных научных дисциплин в качестве средства социального взаимодействия и манипулирования, с точки зрения порождаемых смыслов, речевых стратегий и тактик, превращает нарратив в интересный объект для исследования.

1 Томахин Г.Д. Реалии - американизмы. Пособие по страноведению: учеб. пособие для ин-тов и фак. иностр. яз. М.: Высш. шк., 1988. С. 239.

2 Федорова В.П. Формирование нарративной компетенции как способа моделирования вторичного языкового сознания (английский язык, языковой вуз): дис. ... канд. пед. наук: М., 2004. 194 с.

3 Там же. С. 94.

4 Томахин Г. Д. Цит. соч. С. 239.

Серия «Лингвистика», выпуск 15

Как и большинство современных качественных подходов, нарративный подход достаточно молод. Он возник в 1980-е гг., и его методологическое оформление связывают с работами таких авторов, как Т. Сарбин, Дж. Брунер, Э. Мишлер, Д. Полкинхорн. Основным понятием подхода является нарратив (рассказ, повествование). Согласно сторонникам нарративного подхода, люди воспринимают окружающий мир, мыслят, воображают, совершают выбор в соответствии с нарративными структурами ; для осмысления собственного опыта они обращаются к многообразным сюжетам, бытующим в культуре, и правилам построения повествований и с их помощью строят свою жизненную историю и свою идентичность.

Хотя методологическое оформление нарративного подхода произошло сравнительно недавно, интерес к рассказам о человеческой жизни и эмпирическая работа с материалами биографий имеет в психологии богатую историю. В психоаналитической традиции значимость рассказываемых человеком историй для понимания глубинных аспектов его личности была осознана еще 3. Фрейдом. Работая с историями пациентов, Фрейд исходил из допущения, что те каким-то образом знают, что имеет для них патогенное значение, хотя и не могут об этом рассказать. Фрейд полагал, что пациента надо подвести к тому, чтобы он вспомнил переживания, оказавшиеся вытесненными, и помочь реконструировать относительно завершенную картину забытых лет, причем эта картина должна выглядеть правдоподобной. Иными словами, аналитик, подобно археологу, занимается реконструкцией прошлого по оставленным следам. Очень важно, что в подходе Фрейда не ставится задачи верифицировать фактами реконструированное прошлое, предполагается, что воссозданная история истинна не в фактическом, а в психологическом смысле, как история оставившего след переживания. Проведенное Фрейдом различие между истиной «материальной» (истиной фактов) и истиной «исторической» (истиной стоящего за рассказом ядерного переживания, которое может принять различные повествовательные формы) получило дальнейшее развитие у авторов, близких нарративному подходу. В частности, Д. Спенс (Spence, 1982) предлагает говорить уже даже не об «исторической», а о «личностной» и «нарративной» истине. Согласно Спенсу, нарративы, с которыми и имеет дело психоаналитик, не столько репрезентируют, отражают смысл событий, сколько создают этот смысл из хаоса переживаемого опыта. Нарративная истина клинической интерпретации состоит в том, что интерпретация позволяет соединить разрозненные фрагменты опыта в единое целое, интегрировать болезненные и причудливые воспоминания в хорошо простроенную, экономичную и осмысленную историю. Вполне возможно, пишет Спенс, что аналитик предлагает пациенту лишь иллюзию, но эта иллюзия поддерживается респектабельностью терапевта и проводимого им анализа, и оценивать условную «истинность» интерпретации нужно по тому терапевтическому эффекту, который она оказывает.

Помимо 3. Фрейда большое значение для становления и развития методов работы с биографическим материалом имели груды А. Адлера, предложившего понятия жизненного стиля и жизненного сценария, К. Г. Юнга, акцентировавшего проблематику влияния архетипических сюжетов и образов на индивидуальные переживания и опыт, К. Бюлера, инициировавшего исследования жизненной истории в качестве предпочитаемого метода исследования личности, а также Г. Оллпорта, обратившегося к нарративному исследованию личных документов. В отечественной психологии исследования жизненного пути личности развивались в школе Б. Г. Ананьева. Подробно историю биографических методов описала Н. А. Логинова (2001); однако необходимо отличать биографические методы исследования и коррекции личности, которым посвящена эта книга, и нарративный подход в психологии, сторонники которого не просто обращаются к биографии для исследования психологических реалий, но и определенным образом мыслят последние, отводя особую роль в их конструировании нарративным структурам и правилам.

То, что принято называть нарративным поворотом , датируется серединой 1980-х - началом 1990-х гг., когда в свет выходят сборник статей под редакцией Т. Сарбина «Нарративная психология: Рассказанная история человеческого поведения» (Narrative Psychology..., 1986), а также книги Дж. Брунера «Актуальные сознания, возможные миры» (Bruner, 1986) и «Действия смысла (Значение и операции с ним)» (Bruner, 1990), Э. Мишлера «Исследовательское интервью: Контекст и нарратив» (Mishler, 1986), Д. Полкинхорна «Нарративное познание и гуманитарные науки» (Polkinghorne, 1988). Нарратив объявляется новой базовой метафорой для психологии взамен метафор механизма и организма. Сторонники нарративной психологии подчеркивают, что происходящие в мире события сами по себе не имеют структуры нарратива, это человеческое сознание придает им особый порядок, формируя из них осмысленные истории. Дж. Брунер (Bruner, 1986) проводит различие между двумя не сводимыми друг к другу модусами когнитивного функционирования - рационально-логическим (парадигматическим) и нарративным, каждый из которых предполагает свои правила упорядочивания опыта и конструирования реальности. Д. Полкинхорн (Polkinghorne, 1988) называет нарратив фундаментальной схемой, связывающей в единое целое разрозненные действия и события, причем внешние факты лишь отчасти определяют схему возможной организации, они могут быть упорядочены в различные нарративы, получив тем самым разный смысл. В целом можно сказать, что нарративу придается ключевая роль в человеческой жизни и деятельности, он объявляется основным культурным механизмом конструирования реальности и именно с ним связываются фундаментальные процессы смыслообразования.

Нарративный поворот - часть лингвистического поворота, о котором шла речь в предыдущем параграфе: сторонники нарративной психологии также исходят из допущения конститутивной роли языка, но придают особое значение именно нарративным структурам (культурным правилам построения рассказов и повествований). Вместе с тем некоторые авторы полагают, что лингвистический поворот - лишь источник, из которого берет свое начало нарративная психология, к настоящему времени сформировавшаяся в отдельное, весьма специфическое течение, в русле которого сложились такие теоретические и методологические принципы, которые позволяют навести мосты между различными направлениями, тем самым способствуя интеграции психологии. И если дискурсивную психологию нередко называют второй когнитивной революцией, то нарративную психологию можно считать третьей (Hiles, Cermak, 2008).

Идеи нарративного подхода легли в основу многочисленных психологических исследований социальной и личностной идентичности, например, известность приобрели исследования Д. Макадамса, в работах которого идентичность рассматривается в нарративных координатах - как жизненная история, конструируя которую человек соединяет свое прошлое, настоящее и будущее и обеспечивает определенную степень единства и целенаправленности (о концепции и эмпирических исследованиях Д. Макадамса см.: Барский, Грицук, 2008). В нарративном ключе исследуются также процессы познания, индивидуальная и коллективная память (в особенности много работ, посвященных автобиографической памяти), эмоции. Нарративный подход стал востребован в клинических исследованиях опыта болезни и медицинских практик. Наконец, особо следует отметить область консультативной психологии и психотерапии, где развитие нарративных идей привело к созданию нового психотерапевтического направления - нарративной психотерапии (Уайт, 2010; Фридман, Комбс, 2001).

Философско-методологические основания нарративного подхода, по-видимому, уходят корнями в две мощные традиции - социальный конструкционизм и феноменологию. Социальпо-конструкционистские импликации прослеживаются, например, в представлениях нарративных психологов об активном конструировании индивидуального и социального опыта, версий реальности, структур «Я» и идентичности, которое совершается благодаря использованию неких культурных шаблонов, схем, «мастер-нарративов». Огромное внимание уделяется социокультурному (дискурсивному) окружению (контексту), в котором рассказывается история, и формам включенности в него. При этом нарративные психологи, обращаясь к историям, зачастую нацелены на реконструкцию, воссоздание особенностей жизненного мира рассказчика, его живого переживания и опыта - т.е. проводимая ими работа близка тому, что делает феноменолог. Как справедливо подчеркивают Д. Хайле и И. Чермак (Ililcs, Cermak, 2008), нарративное исследование соединяет в себе методологическую перспективу, основанную на анализе ситуативно обусловленного и вписанного в социальный контекст речевого действия, и взгляд на человека как на субъекта, активно осмысляющего и переосмысляющего свой опыт. Отсюда вытекает необходимость для нарративного психолога учитывать два рода контекста - социально-культурный контекст (как непосредственной интеракции, в рамках которой осуществляется рассказ, так и более широкого социального пространства) и контекст «истории как целого», отражающей целостность внутреннего мира личности.

Техники, используемые в нарративных исследованиях, очень разнообразны. Э. Мишлер подчеркивает, что того, что можно было бы назвать

«единственным или наилучшим способом исследования нарратива», не существует: развивая собственный подход, нарративные психологи должны внимательно относиться к тому, что сделано в других подходах, и задавать себе вопрос, чему они могут там научиться (Mishler, 1995). Представители нарративной психологии активно обращаются к методам анализа повествования, разработанным в лингвистике, семиотике, литературоведении (идеям и моделям В. Я. Проппа, А.-Ж. Греймаса, Кл. Бремона, Ц. Тодорова, Р. Барта и других). В нарративных исследованиях последнего десятилетия нередко используются методы и приемы, характерные для психоаналитической (психодинамической) традиции, а также подходов социальной критики. Многие современные работы основаны на сочетании приемов, почерпнутых из различных традиций анализа текста: герменевтической, структуралистской, психоаналитической, критической. Следует обратить внимание и на тот факт, что в ряде работ нарративных психологов наблюдается заметный сдвиг в сторону формализации анализа. Например, в исследованиях жизненной истории Д. Макадамса и коллег предлагаются обобщенные списки кодировочных категорий, использование которых позволяет в значительной степени структурировать анализ и по необходимости квантифицировать данные.

Для сбора данных в основном применяется метод нарративного интервью , которое представляет собой свободную беседу, инициированную интервьюером. Оно может касаться всего жизненного пути человека (биографическое интервью: «Расскажите о вашей жизни... Когда и где вы родились?»), а может собирать материал о каких-то конкретных событиях или отдельных аспектах жизни (тематическое, или предметно-фокусиро- ванное, интервью: «Как вы пришли в психологию? Расскажите о том, как это произошло». «Вы помните то время, когда вы пошли в школу? Расскажите, как эго было».) Нарративные психологи рассматривают интервью в качестве события речи, в процессе которого продолжается то же действие смыслообразования, какое совершают люди в обычной жизни. Интервью обычно записывается на диктофон и затем расшифровывается дословно, но без использования специальной системы транскрибирования. Допускается перевод устной речи в более правильную литературную форму.

Анализ интервью, как уже было отмечено, очень разнообразен. Тран- скринт интервью, как правило, разбивается на тематические единицы - последовательности эпизодов, событий и т.п. Каждый эпизод относительно закончен в смысловом плане и играет определенную роль в общем движении рассказа. Анализ транскрипта включает анализ содержания и формы рассказа. Отдельно может анализироваться фабула (первичная последовательность событий) и сюжет (форма рассказа, в которую облекается последовательность событий). Нередко при проведении нарративного анализа используются техники кодирования и категоризации с последующим выделением основных тем. Обязательно реконструируется то, что может быть обозначено как ядерный нарратив - главная смыслообразующая тема рассказа, связывающая воедино весь текст. Кроме того, отдельно прорабатываются и другие (побочные, периферические, дополнительные) темы, маркируемые выведенными из текста в результате открытого кодирования категориями. Важнейшую часть нарративного исследования составляет анализ формы. Отслеживается тип нарратива, особенности его движения и связность. В процессе анализа чаще всего используется нарративная типология канадского литературоведа Н. Фрая, выделившего романс, комедию, трагедию и сатиру - нарративные структуры, содержащие идею поддержания социального порядка (романс), его разрушения/изменения (комедия), переживания его потери/утраты (трагедия) и действия циничного вызова по отношению к нему (сатира). По характеру своего движения нарратив может быть прогрессивным, регрессивным и стабильным или может сочетать в себе элементы различных типов движения в зависимости от темы, временного этапа и т.п. Хорошим дополнением к содержательному и формальному анализу нарратива может быть применение техник, характерных для критического дискурс-анализа: отслеживание форм позиционирования героя рассказа по отношению к тем или иным людям, социальному окружению и т.п. и анализ типов «морального порядка», предполагаемых таким позиционированием (Emerson, Frosh, 2004).

• Наиболее ярко различие между «материальной» и «исторической» истиной представлено в поздней работе Фрейда «Моисей и монотеистическая религия», однако эта мысльпоявляется и в других его работах («Будущее одной иллюзии», «О добывании огня»). История становится истинной (приобретает «историческую» истину) в силу оживления события-переживания, исчезнувшего из памяти, она «схватывает» истину события в иносказательной,символической и эмоционально-насыщенной форме. В этом смысле история Эдипа - однаиз возможных форм схватывания «исторической» истины комплекса переживаний, связанного с отношениями в родительской семье и формированием психологического пола.